Я похудела на четыре килограмма (тут счастливые бабские визги), сняла дреды (на моей голове до сих пор есть волосы) и вообще хороша собой.

Ну то есть, была бы хороша собой, если бы не сидела сутки за компьютером и книгами (которые тоже в компьютере), выползая только на вечерние пробежки. Зато я прочитала "Болезнь к смерти" Кьеркегора (при всей моей нелюбви к Кьеркегору), качнула своего саммонера до 60-го лвла (теперь у меня скиллы по всему экрану нахрен раскиданы) и немного разобрала комиксы, которые еще не выбросила и не раздала (с этим связаны два последних комикс-поста).

Из-за того, что я собираю сейчас один достаточно сложный для меня фст, в моей голове полный музыкальный хаос и постоянно кто-то поет - и, наверное, мне стало бы легче, если бы я не разбавляла это диснеевскими мультиками, потому что там тоже постоянно кто-то поет.

И поскольку этот дневник бессмысленнен чуть более, чем полностью если в него не постят Росомаху, то в качестве завершающей ноты здесь будет такой вот Росомаха (изначально я хотела повесить скан из Wolverine, Deadpool - The Decoy, где Уэйд мило целует Логана в щечку, но решила, что не буду, поэтому довольствуйтесь этим):

Ваншот 2011-года, Debt of Death называется. Печальная японская история. Нарисовано стильно и атмосферно, что мне еще очень понравилось - то, что там принимал участие Дэвид Лэфем, который написал Deadpool MAX (я опять о Уэйде, да? Ну черт), а я его достаточно сильно люблю, потому что там хорошие сюжетные линейки и потрясная рисовка. Лэфем вообще парень интересный - в свое время работал и ДиСи, и в Вэллианте, и в Дефианте и еще много где. Короче, советую, если что. На русском он наверняка тоже где-то есть.

@темы: Мы умнее вашей собаки!, 100 грамм, Росомаха и все-все-все

---

Я тут скоро на историческую родину на весь август сваливаю (ага, Пшекланд). Саратов, никто свидеться не хочет пока?

@темы: Мы умнее вашей собаки!

---

Я говорила про Росомаху? Его есть у меня!

@темы: Мы умнее вашей собаки!, Росомаха и все-все-все

---

Кстати вот Deadpool Team-up офигенная серия, жаль, что у меня почти нет этих комиксов. Наверное потому, что я никогда не питала слабости к Уэйду, а сейчас начинать питать к нему слабость уже как-то поздновато, да и угорать по Уилсону когда по нему, почему-то, начинают угорать все как-то ну не. Он парень классный, оригинальный, но не мое. Я оставлю себе свою тихую многолетнюю фагготорию по Росомахе и ладно.

А каким образом Уэйд выбился в массы? Он же сроду не был таким уж популярным, большая часть людей его с Человеком-пауком путали. Я что-то пропустила? Фильма же нет еще. Не, я точно что-то пропустила.

upd: нашарила в интернетах один из моих любимых выпусков. Дэдпул мне нравится, пожалуй, за то же, за что и остальным - за цинизм и ненормальность. Я люблю сюжеты в комиксах про него (Cable & Deadpool - шикарная, кстати, серия, в свое время люто мне доставила), но, Боже, как мне не хочется выглядеть так же, как и большинство тех, кто начал с Локи, прошелся по Капитану Америке и закончил Уэйдом. То есть, я ничего не имею против этих людей, но категорически не хочу быть их частью. Потому что я их частью и не являюсь.

В общем, короче, это что-то такое дартаньяновское и очень сильный снобизм занудного задрота. И все ради того, чтобы поделиться скрином того самого любимого выпуска Deadpool Team-up с адской коровой-вампиром.

Надо включить снобизм и больше не постить про Дэдпула. Где там у меня были капсы с Росомахой? Вот же они, родненькие!

запись создана: 22.07.2012 в 02:04

@темы: Мы умнее вашей собаки!, Поздравляю тебя, Шарик. Ты - балбес.

---

Я очень люблю Theory of The Dead Man. Они очень простые со всеми этими песнями про любовь, но искренние и хорошие. Моя любовь к ним началась c Фаренгейта и сейчас, переигрывая в него, я услышала их Santa Monica и воспоминания нахлынули.

Так хорошо переигрывать спустя годы в любимые игры, перечитывать любимые книги и пересматривать любимые фильмы. У меня тихое лето, полное всего этого любимого и мне очень хорошо, потому что спустя долгое время я чувствую себя свободно и очень, очень спокойно.

А в Фаренгейте, в этот раз, у меня вышла хорошая концовка - холода спали, а Карла с Лукасом остались вместе. И заснеженную пустошь из приветственной заставки сменили цветущий сад и зеленеющая трава.

And I remember the day when you left for Santa Monica

@темы: Мы умнее вашей собаки!, 100 грамм

---

Ах да. Новый Человек-паук - говно. Эндрю Гарфилд - говно.

Спасибо, я все.

@темы: Мы умнее вашей собаки!

---

Если бы я была животным, я бы была этим хомяком. Попадание на 100 из 100.

@темы: Мы умнее вашей собаки!

---

Мой вклад в ФФ - один фик и два арта. Ну да, не густо. То, что было нарисовано, рисовалось вообще лишь бы заполнить оставшиеся пустые ячейки в бонусах, поэтому об этом мне хочется быстрее забыть.
А фик, собственно, вот.


Название: Cuckoo clock
Автор:  escuintle
Бета:  H.G. Wells
Фандом: Sherlock BBC
Пейринг: Себастьян Моран/Джим Мориарти
Жанр: слэш, ангст, десфик, драма
Рейтинг: R
Количество слов: 4855
Дисклеймер: Все права принадлежат АКД, Стивену Моффату, Марку Гэтиссу и каналу BBC.
Саммари: После рокового выстрела в голову, Джим не умирает. Ему везет, если можно так сказать, и он остается в живых. Себастьян находит своего босса и забирает в тот дом, где они когда-то жили вместе. Но вот незадача - Мориарти полностью потерял память и теперь все, что в силах Морана - это попытаться ее ему вернуть. Вот только захочет ли этого сам Джим?



- Привет, Джим.
Человек на больничной койке медленно поворачивает тяжелую голову, услышав звук чьего-то голоса. Он откликается не на имя, потому что не помнит его, - это просто механическое движение, мертвый, автоматический интерес. Человек на больничной койке поворачивает голову и слабо улыбается уцелевшим уголком губ. Зрачки его глаз расширены.
Себастьян Моран – единственное яркое пятно в бледно-белой палате – смотрит на человека с больничной койки, с легким недоумением узнавая в нем своего босса. Массивные плечи под тонкой кожей черной куртки опускаются вниз; неестественный свет электрических ламп освещает лицо, задевая выбритые виски. Моран качает головой – как-то иронично, мягко, снисходительно, и пряди рыжеватых волос падают на чистый, высокий лоб. Он удивлен.
- Привет, Джим, - повторяет он снова. Человек с больничной койки – Джеймс Мориарти – смотрит на него пустым взглядом, силясь открыть рот, чтобы что-то сказать. Его рука безвольно падает с кровати, задевая инвалидное кресло, стоящее рядом. Раздается глухой звук удара. Мориарти не замечает этого и делает глубокий вдох – ему, видимо, трудно говорить, - но в этот момент в палату заходит медсестра.
- Время принимать лекарства, милый, - ласково начинает она, но замечает Морана, и улыбка исчезает с ее лица. - А вы еще кто такой и как сюда попали? К этому пациенту визиты запрещены!
Медсестра – невысокая, с длинными светлыми локонами, хмурит свои тонкие брови, выжидающим взглядом впиваясь в гладкое лицо Морана.
- Есть свои способы. Мне нужно забрать его, - непоколебимо говорит Себастьян, отвечая медсестре холодным взглядом. Она чувствует странную неуверенность, делает маленький шажок назад и на секунду отводит глаза, но практически сразу же снова поворачивается к Морану. Себастьян только усмехается про себя, думая, что медсестра очень забавная. Наверное, у нее есть младшая сестра, за которой она ухаживает, потому что родители погибли; пес по кличке Чарли и парень, которого она совсем не любит. Все это читается в ее больших темно-золотистых глазах, и Себастьян усмехается про себя еще раз, потому что происходящее кажется ему веселым.
- Прошу Вас покинуть помещение, пока я не вызвала охрану, - осмелев, говорит девушка, но Моран слышит, как дрожит ее голос. Моран видит, как ее пальцы сжимают папку с номером пациента. Моран чувствует сладкий запах страха, исходящий от ее кожи.
Он протягивает руку и легким, но требовательным движением выхватывает папку из ее рук. Девушка возмущена, но Себастьян не обращает на это внимания. Он открывает первую страницу и быстро скользит взглядом по ровным строчкам. Все это время Джим Мориарти продолжает лежать на кровати, так и не закрыв изувеченный рот, и наблюдает за происходящим. Моран улыбается Джиму краешком губ. В следующую секунду он чувствует, как тонкие пальцы хватают его за предплечье и тянут к себе. Себастьяну приходится обернуться; он заранее знает, что увидит: решительный взгляд симпатичной медсестры и ее губы, сжавшиеся в нитку. Но это зрелище все равно заставляет его довольно прикрыть глаза. Моран качает головой; крупная ладонь с синими полосками вен мягко касается темной толстовки, из-под которой он выуживает небольшой пистолет с глушителем. Пальцы с тихим щелчком снимают оружие с предохранителя, и дуло утыкается девушке в висок. Она не успевает отреагировать: раздается глухой звук выстрела, пуля проходит насквозь и врезается в светлую поверхность стены; девушка падает на пол, со скрипом мазнув каблучками по белой плитке. Кровь тут же пропитывает ее волосы, алыми всполохами окропляя бледное лицо. В остекленевших глазах застывает немая просьба о помощи. Себастьян же аккуратно убирает оружие и подходит к кровати Джима. Тот затравленно моргает, но не предпринимает никаких попыток сопротивляться, когда Моран откидывает тяжелое одеяло и ласково, почти нежно, берет его на руки, чтобы затем усадить в кресло. Наверное Джим сбит с толку, думает Себастьян. Он накидывает на худое тело Джима белый халат, снятый с вешалки у двери, и, ухватившись за кожаные ручки, выкатывает кресло в коридор. Моран смотрит только впереди себя, не обращая внимания на недоуменные взгляды людей вокруг, на возмущенную чернокожую медсестру за стойкой регистратуры и несколько красных капель у себя на щеке, которые он примечает, проходя мимо зеркала. Это все неважно.
На улице ждет машина. Себастьян подходит прямо к ней, открывает заднюю дверцу, аккуратно усаживает Джима на сиденье и, бросив кресло прямо на тротуаре, сам садится за руль, тут же давая по газам. В зеркале заднего вида он видит, как выбегают из госпиталя люди и смотрят вслед уезжающей машине, но его это абсолютно не волнует, как не волнует и то, что тело надоедливой медсестры скоро обнаружат. Гораздо больше его волнует Мориарти, чье жутковатое лицо отражается в том же зеркале. Себастьян как-то некстати думает, что его босс стал похож на Харви Дэнта из комиксов ДиСи, и поэтому он улыбается, чем вызывает у Мориарти только недоумение.
- Зря ты убил Дженни. Она была очень хорошая, - произносит Джим, и это первые его слова, которые Себастьян слышит спустя столько времени. Его голос слегка изменился – стал более тяжелым, низким и хриплым, с легким заиканием, и лишь по старым ноткам можно было понять, что это все еще Мориарти. Что показательно – он не стал спрашивать Морана о том, кто он такой, куда они едут, что происходит. В этом он был собой. Ничего лишнего.
Однако Моран не отвечает, только неопределенно машет рукой, чувствуя, как царапает ребра толстая папка с историей болезни Джеймса, прихваченная из госпиталя. Дженни? Да. Он успел разглядеть это имя на бейджике халата, когда прострелил ей голову, но не запомнил его. А вот Джим помнил, несмотря на то, что половина его лица изуродована, нижняя часть тела частично парализована и он не имеет ни малейшего понятия о том, кто он такой.
В домике на окраине, который когда-то был их общим, темно и сыро. Первое, что замечает Мориарти, когда Себастьян вносит его в дом, - покосившаяся стопка книг, стоящая в маленькой прихожей.
- Ты любишь читать? – спрашивает Джим, слегка заикаясь, и на дрожащих, еле гнущихся ногах подходит к стопке. Она колышется от малейшего движения, будто вот-вот развалится, но Мориарти все равно кладет маленькую ладонь на верхнюю книгу и мягко стирает пыль с потрепанной обложки.
- «Три товарища», Эрих Мария Ремарк. Интересно? – спрашивает он и оборачивается на Морана. Тот стоит в проходе узкого коридора и не знает, как реагировать и что говорить. Все происходящее кажется ему странным, немного гротескным, и он сам не понимает, зачем забрал Джима из госпиталя. Почему он забрал этого заикающегося, ничего не помнящего Джима, у которого снесена пулей половина лица? Морану самому было бы интересно знать ответ. Но он просто кивает, запоздало отвечая на вопрос Мориарти, подхватывает с кресла приготовленную для того одежду – футболку и просторные домашние штаны, кидает их Джеймсу и уходит в гостиную. Там он достает из-под толстовки историю болезни Мориарти и открывает ее на первой странице. Имена, общая информация и прочие детали его не интересуют – он сразу же впивается взглядом в другие строчки: «…в результате чего получил увечья средней степени тяжести. Пуля прошла вбок, навылет. Левый глаз полностью ослеплен, левая щека серьезно повреждена, вследствие чего у больного обнажена часть челюсти и скуловой кости. Частично повреждена нервная система, что привело к незначительному нарушению мелкой и крупной моторики, а так же к заиканию. Помимо этого, у больного наблюдается полная амнезия – он не располагает данными о себе, не помнит имени и подробностей жизни…»
- Что читаешь? – хрипловатый голос Джима заставляет Морана прервать чтение и с шумом захлопнуть увесистую папку. Мориарти стоит в дверном проеме, держась за плечо. Он уже переоделся – футболка болтается на похудевших плечах, а просторные фланелевые штаны держатся, разве что, на острых бедренных косточках.
- Ничего интересного, - сухо отвечает Себастьян, наблюдая за тем, как Джим неторопливо проходит внутрь комнаты и садится в кресло рядом с ним. Глаза бывшего консультирующего преступника – крупные, черные – смотрят на Морана с интересом и какой-то затхлой, мягкой скукой. Точно так же он смотрел всегда, когда, вернувшись в конце дня, ложился в кровать и, обняв снайпера, будто плюшевую игрушку, безжизненно разглядывал его лицо, будто пытаясь там что-то найти. Вот только сейчас один его глаз совершенно не видит, а сам Джим уже не Джим, а… а что? Моран не знает ответа.
В комнате повисает молчание. Где-то на кухне скрипят створки старого окна, а здесь сидит Джеймс Мориарти, от которого до сих пор пахнет больницей, и смотрит на Себастьяна так, будто бы ничего не было. Будто не он выстрелил в себя там, на крыше госпиталя, и будто не Моран сбивался с ног, разыскивая хоть какую-то информацию о нем. И будто Джим не терял память, не сносил себе половину лица и никогда не знал медсестру по имени Дженни.
Вот только остановившийся черный зрачок, блестящие красным десны на левой стороне лица и чуть виноватая улыбка разрушают всю иллюзию, возвращая Себастьяна в неприглядную реальность, в которой он не знает, что ему делать дальше.
- Почему ты ни о чем не спрашиваешь? – наконец прерывает молчание Моран, несколько раздраженно пожимая плечом. – Почему не спрашиваешь, как тебя зовут, кто ты такой, кто, в конце концов, такой я и почему привез тебя сюда?
Джеймс Мориарти молчит. Продолжает смотреть, но молчит, будто бы наслаждаясь чем-то. Наконец, он, дрожа, встает с кресла и чуть наклоняется вперед, оказываясь нос к носу с Мораном. Себастьян выдерживает это испытание и даже не моргает; лишь чуть слышно клацает зубами, показывая, что с ним лучше не шутить. Джим смеется.
- Я думаю, что смысла спрашивать нет, - тянет гласные бывший консультирующий преступник и покачивается на носках, то приближаясь к лицу Морана, то отдаляясь от него. – Ты сам мне все расскажешь. Это не было похоже на похищение, а значит, скорее всего, мы с тобой… друзья? Родственники? Не знаю. В любом случае, не вижу смысла в том, чтобы интересоваться.
Себастьян ухмыляется: это похоже на Джима. Похоже. Недостаточно сильно, чтобы действительно быть его словами, но похоже. И это вселяет Морану надежду в то, что он не просто так забрал его из больницы и что, скорее всего, Джеймса Мориарти получится вернуть. Вернуть Джеймса Мориарти. Звучит так, будто бы Моран собрался вытаскивать его с того света.
Снайпер уже было открывает рот, чтобы ответить, но тут с кухни раздается протяжный скрип и звонкий, неприятный стук дерева о кафельную плитку. Джим тут же дергается, поводит головой и, кажется, забыв о собеседнике, направляется на кухню. Морану не остается ничего, кроме как последовать за ним.
- Что это? – хрипло спрашивает Мориарти, присаживаясь на корточки. Его пальцы подрагивают, когда он подбирает с грязновато-серого кафельного пола деревянную фигурку кукушки, выпавшую из настенных часов. – Кукушка?
- Часы сломаны, - ровно отвечает Моран, прислоняясь к дверному косяку. – Пружинка растрескалась и должна была со дня на день порваться.
Наверное, в этом есть что-то символичное, думает Себастьян, но молчит. Ведь это странно – даже будучи почти сломанной, кукушка продержалась на своем месте несколько месяцев и упала именно в тот день, когда Джим вернулся в дом. Чертовщина, как иначе.
- Их нужно починить, - с какой-то странной лаской произносит Джеймс и на поднимается на нетвердых ногах, держа маленькую деревянную птичку в руках. – Я починю.
- Чини, - меланхолично отзывается снайпер, а сам внимательно следит за каждым движением своего бывшего босса. Как тот встает, как кладет кукушку на деревянный стол посреди небольшой кухни, как подходит к часам и, поднявшись на носки, заглядывает внутрь кукушкиного жилища.
- У тебя есть инструменты? – заинтересованно спрашивает он, ощупывая старые часы со всех сторон. Моран молчит и просто наблюдает. Инструменты в верхнем ящике кухонной тумбочки, но Мориарти этого не помнит. Как не помнит и того, что сам когда-то сломал эти чертовы часы и хотел их выбросить, потому что, как он говорил, тупая крикливая кукушка его раздражает. А сейчас он пытается их починить и даже не видит в этом чего-то неправильного. Мориарти не помнит. Просто не помнит. И вспомнит ли?

***

Джим лежит в кровати, укрывшись одеялом по самый подбородок и читает «Моби Дика». Порывшись в книгах Себастьяна, он, почему-то, выбрал именно Мелвилла. Моран никак не прокомментировал этот выбор и только хмыкнул, когда Мориарти спросил его, о чем книга. Когда-то, пару лет назад, он сам подарил это издание снайперу, пообещав, что если тот не прочитает Кита к концу недели, то останется без головы. Себастьян не думал о странности этого жеста и просто прочел, как обычно безропотно выполнив просьбу. Джим говорил, что ему нравится Мелвилл, однако сейчас, он, видимо, этого не помнит.
- Ну и чушь, - смеется Мориарти, перелистывая страницы. Моран лежит слева от него и не поворачивает голову на звук голоса, чтобы не увидеть в очередной раз изуродованную половину лица бывшего босса. – Не удивлюсь, если в конце этой книги умрут все, включая капитана.
Себастьян только фыркает и поворачивается на бок, закрывая глаза. Он хотел лечь спать на диване, но Джим зачем-то настоял на том, чтобы они спали вместе. Морану, конечно, хотелось бы списать это на пробуждающиеся воспоминания, однако, он знает точно: это просто сиюминутная прихоть. Джим не помнит про Себастьяна ничего, как не помнит и про раздражающие часы, и про Моби Дика. Мориарти стал другой, более простой, легкий, и Морану кажется, будто бы этот Джим куда более настоящий чем тот, которого он знал. Но ему нужен был только тот, прежний – гениальный преступник и сумасшедший гений, а никак не его бледная тень. А не получится его вернуть – что же… Придется выкручиваться.

***

- А у меня есть еще кто-то, кроме тебя? – спрашивает Мориарти с утра, заваривая себе на кухне чай. Себастьян мельком вспоминает о том, что старый Джим тоже пил чай с утра и категорически отвергал кофе, и это немного его успокаивает.
- Я не знаю, ты никогда никого не упоминал, - пожимает Моран плечами, аккуратно размазывая масло по ломтю хлеба. – Может, и есть, но я не в курсе.
- Какие же мы с тобой друзья, если ты даже не знаешь ничего о моих родных? – шутливо качает головой Джим, заливая в стакан кипяток.
- Самые близкие, - отвечает Себастьян, ухмыляясь, и, даже не притронувшись к только что сделанному бутерброду, уходит в гостиную. Мориарти идет следом, прихватив бутерброд.
Моран недолго роется в ящиках и достает оттуда накопленные за несколько лет кассеты с записями, подшивки газет, статьи. Он собирал все связанное с жизнью Джима вне, однако никогда не понимал сам, зачем. Оказалось – именно для такого случая, и Себастьян усмехается, когда думает, что у него, похоже, хорошая интуиция.
Когда Мориарти садится на диван, Моран аккуратно вставляет в проигрыватель кассету с первым сюжетом. В нем вкратце рассказывается о том, кто такой Джим Мориарти, чем он занимается и насколько опасен. Еще пара сюжетов, и лишенный памяти Джеймс узнает о том, что пытался ограбить Тауэр, убил не один десяток людей и преследовал Шерлока Холмса. Себастьян внимательно следит за реакцией Джима, но в нем не меняется ничего – только появляется легкая улыбка и чуть прищуриваются глаза. Он листает подшивки газет, внимательно вчитываясь каждую строчку, совсем немного спрашивает о Шерлоке и Джоне Ватсоне, берет с кофейного столика ноутбук Морана и долго плавает по сети. Все это время Себастьян только молчит и ждет хоть какой-то реакции. Ждет, чтобы Джим вспомнил, чтобы хоть как-то выдал себя, но Мориарти только перебирает информацию, а через какое-то время встает и просит Себастьяна отвезти его в одно место. Моран, конечно же, соглашается.
Пока они едут в машине, Джим слушает плеер, найденный им в их общей комнате. Моран слышит только приглушенные обрывки музыки, доносящейся из наушников, но старается не отвлекаться на нее, внимательно следя за дорогой. Мориарти одет в один из своих костюмов и выглядит точно так же, как и всегда – к счастью, теперь Себастьян видит его с правой стороны, и обнаженная челюсть не портит впечатление. Джеймс хмурит лоб, двигает уголками губ и щурится так, как умеет только он. Будто бы ничего и не было, думает Моран. Будто бы все будет хорошо и вернется на свои места. Будто бы…
Джим очень резво, чуть ли не подпрыгивая, поднимается по лестнице на крышу. Моран молча идет следом, тяжело переставляя ноги. Мориарти напевает себе под нос хорошо известную Себастьяну песню, немного перевирая мотив, однако снайпер предпочитает не обращать на это внимания. В лицо ударяет свежий воздух и яркий серый свет – значит, они дошли.
Крыша госпиталя осталась прежней. Мориарти больше не спешит, наоборот – теперь он двигается плавно, размеренно и аккуратно. Проходится вдоль самого края, будто бы чувствуя что-то, останавливается на том месте, на котором когда-то выстрелил себе в голову, но практически сразу же снова срывается, чтобы продолжить этот своеобразной осмотр. Шум машин с улиц почти не доносится до сюда, и Себастьян легко представляет, как Джим и Шерлок разговаривали здесь, в этой полной тишине, и как потом прогремел выстрел и прозвучал хлесткий звук от ткани плаща, взметнувшегося вверх.
- Значит, здесь, - сам себе под нос говорит Джим и присаживается на шершавый парапет, попутно поправляя пиджак. – Здесь я пытался застрелиться и здесь же с крыши прыгнул великий Шерлок Холмс. Да уж.
Он смеется, и смех этот похож на смех старого Мориарти, однако есть в нем что-то новое – он стал холоднее, спокойнее и серьезнее. Моран бросает на бывшего босса быстрый взгляд: тот прищуривает глаза и, смеясь, практически не открывает рот. Он почему-то сдержан и спокоен. И веет от него чем-то пугающе ледяным. Себастьян заметил это еще вчера, когда привез его домой. Все в новом Джиме почти привычно, но куда более… рационально. Даже те привычки, которые остались, изменились: когда старый Джим заваривал чай, он всегда спешил, и поэтому просыпал сахар на стол и расплескивал воду, новый же делает все чуть медленнее, но с такой аккуратностью, что ни одной крупицы сахара и ни одной капли воды не оказывается вне чашки. Даже когда он улыбается, в его улыбке нет больше той сумасшедшинки, того откровенного веселящегося безумия – только ровный холод, превосходство и полное спокойствие. Человек, которого Себастьян видит перед собой, - это, конечно, Джеймс Мориарти, но не тот Джеймс Мориарти, которого он привык называть этим именем.
- Я был большим молодцом, - тихий голос Джима выдергивает Себастьяна из размышлений. – Да, план определенно был прекрасен, имя Шерлока теперь навсегда опорочено. Жаль, правда, что он мертв, - хотелось бы мне взглянуть на него, чтобы понять, что же такого я в нем нашел.
Морана немного настораживает то, что Джим рассуждает слишком трезво и спокойно для человека, который узнал детали своей жизни только сорок минут назад. Он начинает задумываться о том, не является ли это очередной хитроумной игрой, созданной больным воображением Мориарти? Но когда Джеймс поворачивается к нему, и Себастьян видит голые десны и остановившийся зрачок левого глаза; когда он встает и, дрожа и прихрамывая на левую ногу, двигается к нему; когда он останавливается и смотрит на Морана, смотрит ему в глаза, в самую глубину, практически не моргая, - снайпер понимает: это не игра. Все по-настоящему. Хотя, наверное, уж лучше бы это была игра.
- А ты, Себастьян, - говорит Мориарти, совершенно по-новому произнося имя Морана – катая гласные на языке и почти проглатывая последнюю «н», - какова была твоя роль?
Моран шумно втягивает носом воздух, делает шаг назад, невесомо касается плеча бывшего босса и, достав из кармана заранее приготовленную сигарету, прикуривает.
- Я был твоим подчиненным. Снайпером, личным убийцей. Убирал тех, кто тебе неугоден. Не то чтобы мы работали в паре, но ты нуждался во мне. Так, по крайней мере, мне казалось, - голос у Себастьяна ровный, отчужденный. Он затягивается после каждого предложения, делая вынужденную паузу, чтобы выпустить дым. Он старается не выглядеть напряженным, однако в расправленных плечах и ровно поднятой голове все равно читается что-то нервное, и уж кому, как не Джиму, это заметить.
- Ты был моим подчиненным, но при этом мы жили вместе. Неужели я настолько в тебе нуждался? – с усмешкой спрашивает Мориарти, чуть прищуриваясь. Себастьян с достоинством выдерживает подколку.
- Да. Но ты был скрытным и нелюдимым, поэтому доверял совсем немногим. А я был достаточно молчалив и незаметен, чтобы не доставлять тебе неудобств. Поэтому мы и жили вместе, - без малейшего промедления выдает Моран. Он, вроде как, и не врет, но и не договаривает и зачем-то надеется, что Джим не догадается, хоть тот, конечно же, догадается, даже если это и не тот Джим.
И Мориарти догадывается. Он не говорит об этом, только задумчиво качает головой, приподнимает уцелевший уголок губ и издает странный свистящий звук, чуть приподнимая узкие плечи. Это странный, ничего не значащий на первый взгляд жест, но Себастьяну ясно, что Мориарти все понял. Он старается оставаться спокойнам и невозмутимым, докуривает сигарету и выбрасывает затлевший фильтр куда-то в сторону. Джим кивает ему, призывая следовать за собой, и направляется в сторону лестницы.
Дальше они едут на заброшенный кондитерский завод, где когда-то держали детей. Обертки от отравленных ртутью конфет до сих пор усеивают каменные полы. Джим теребит хрустящие бумажки носком дорогого ботинка и едва заметно хмурится. Он долго расхаживает по сырому помещению, и каждый его шаг гулко раздается в тягучей тишине пустого завода. Моран помнит, как они приехали сюда впервые, и Мориарти радостно метался туда-сюда, во всех красках расписывая Себастьяну свой новый план и рассказывая о том, насколько прекрасно все должно получиться. Теперь он двигается совсем медленно и тихо, не произнося ни слова.
Следующее место, которое они посещают, - квартира журналистки Китти. Мориарти не хочет заходить внутрь, просто несколько минут стоит у входа, смотрит на простенькую деревянную дверь и чуть приподнимает верхнюю губу. Тут они проводят меньше всего времени.
Когда они приезжают в тот самый бассейн, в котором Мориарти впервые встретился с Шерлоком, Джим все еще молчит. Молчит, когда аккуратно идет по коридорам раздевалки, молчит, когда выходит в основное помещение, и молчит даже тогда, когда прямо в костюме прыгает в воду. Моран только хмыкает, наблюдая за этим, и присаживается на корточки у края бассейна, пока его бывший босс лежит на спине в намокшем костюме и, постепенно погружаясь, смотрит на обшарпанный потолок. Это продолжается несколько минут; затем Джим ныряет, но практически сразу снова появляется над водой и, стоя в ней почти по плечи, смотрит прямо на Себастьяна. Мокрый, с прилипшими ко лбу волосами и еще больше, чем обычно, осунувшимся лицом, он смотрит на Морана спокойным, ледяным взглядом, в котором он пытается скрыть одно единственное испытываемое им чувство – чувство, что он потерялся. Себастьян это замечает, но не подает вида, лишь пытается улыбнуться и протягивает Джиму широкую ладонь, помогая выбраться из бассейна.
Домой они едут молча – Моран следит за дорогой, а Мориарти слушает плеер, изредка поправляя на себе промокший пиджак.

***

Вечером, после всего, Себастьян лежит на диване и дремлет под звук включенного телевизора. Он не замечает, как в комнате появляется Джим, - не слышит шлепанья мокрых босых пяток по паркету и не чувствует, как легкое худощавое тело опускается на край дивана. О присутствии Мориарти он узнает только тогда, когда бывший босс наклоняется и с нажимом целует его в висок. Себастьян сразу же открывает глаза и поворачивает голову. Совершенно голый Джим, только что вылезший из душа, смотрит на него так, как смотрел тогда на крыше, когда догадался обо всем. Огромные, широко раскрытые глаза кажутся мертвым, из-за чего сейчас даже не заметно, что одно из глазных яблок не двигается. Мориарти глубоко вздыхает, на секунду улыбается и прижимается к обветренным губам Морана своим изуродованным ртом, будто бы хочет что-то проверить. Он делает это быстро, напористо, немного неаккуратно – точно так же, как делал это старый Джим. Это сбивает Себастьяна с толку, и он неожиданно для самого себя отвечает, мазнув языком по гладким, обнаженным деснам. Это придает Джиму уверенности; он забирается на Морана сверху, цепляется худыми, чуть дрожащими пальцами за широкие плечи и продолжает целовать снайпера, вжимаясь в него влажным после душа телом. Себастьян закрывает глаза, обхватывает ладонями тонкую шею Джима, сжимая крепкими пальцами кожу, пробирается чуть выше, чтобы зарыться ладонями в короткие темные волосы. Тем временем Мориарти с нажимом ведет тонкой ладонью от плеча к бедру, и вскинувшийся вверх острый локоть выглядит неестественно светлым и худым для Себастьяна, который улавливает это движение краем глаза, перед тем как закрыть глаза. Глаза он закрывает намеренно – чтобы не видеть Джима и просто погрузиться в ощущения, которые помогут ему поверить в то, что перед ним тот самый Джеймс Мориарти, которого он когда-то знал. И он верит. Совершенно точно верит.
Джим исступленно, как сумасшедший, вылизывает щеки Морана, Себастьян же пытается помочь им обоим, поэтому просовывает ладони под невесомое тело бывшего босса и пытается справиться с пуговицами на собственных домашних штанах, чтобы хоть немного приспустить их. Когда у него это наконец-то получается, Мориарти останавливается и поводит головой, будто бы услышав что-то, но почти сразу возвращается к своему занятию. Они снова целуются – долго, с удовольствием и каким-то отчаянием, будто бы это последнее, что останется у них в памяти друг о друге. Затем Джим опускает свою ладонь вниз, проводит ею по собственным ягодицам и медленно запускает пальцы внутрь, растягивая сам себя. Себастьян смотрит на его лицо – на то, как он хмурится и облизывает обнаженные зубы, дотягиваясь кончиком длинного языка чуть ли не до скуловой кости; как он прикрывает глаза и как один зрачок двигается вниз, а второй, тот, что у невидящего глаза, остается неподвижным. Себастьян видит, как немного дрожит подбородок Джима и как двигается вверх вниз его правое плечо. Он видит плавный белый изгиб его спины с выступающими камушками позвонков – светлая кожа измазана желтым светом лампы, падающим сверху, из-за чего кажется, будто тело Мориарти испачкано светлой краской. Сразу за чередой позвонков Моран видит то появляющуюся, то исчезающую тонкую ладонь, и он, завороженный этим зрелищем, даже не понимает сначала, что Джим остановился и теперь выжидающе смотрит на него. Понимает он только тогда, когда Мориарти убирает руку, тут же упираясь ею в живот Себастьяна, и накрывает его своим телом. Из изуродованного рта Джима раздается глухой, хрипловатый стон, и Моран оживает. Моран оживает, бросает на Мориарти голодный, расфокусированный взгляд и резким движением руки заставляет сесть. Грубые мозолистые ладони Себастьяна до боли впиваются в узкие бедра Джима, обтянутые истончившейся кожей, и он начинает уверенными, рваными движением насаживать Мориарти на себя. Джима трясет, как тряпичную куклу, он глухо, болезненно хрипит, когда пытается стонать, облизывает оголенную десну и закатывает глаза, но не остается в долгу, впиваясь в грудь Себастьяна цепкими пальцами. Процесс продолжается недолго – Моран достаточно быстро кончает не издав и звука, только рванув Джима к себе и впившись зубами в его нижнюю губу. Мориарти же, промычав что-то нечленораздельное, кончает следом за ним, уткнувшись носом в широкое плечо снайпера. Они лежат без движения, молчат, и Себастьян только умиротворенно вздыхает думая, что, кажется, его босс все вспомнил.

***

- Так ты вспомнил? – осторожно спрашивает Моран утром, когда они оба снова сидят на кухне и пьют чай. Ему нужно проверить свои догадки.
- Нет, - коротко отвечает Джим, легко пожимая плечами и отправляя в чай еще один кубик сахара. Он размеренно размешивает чай, и Себастьян зачем-то следит за этим движением, почти не моргая. Повисает неловкая пауза.
Раньше неловкие паузы, возникавшие во время завтрака, заполняло тиканье часов с кукушкой. Паузы возникали часто – Моран был не самым лучшим собеседником, а Мориарти предпочитал ограничиваться парой предложений, так как с утра он всегда был не в лучшем расположении духа. Поэтому они молчали, и звук часов, мерно отстукивающих секунды, наполнял тишину, не давая каждому из них двоих почувствовать неприятную тяжесть молчания. Теперь же тяжесть была, и Моран проклинал часы за это.
- Если ты думаешь, что то, что произошло вчера, произошло из-за того, что я все вспомнил, то ты глупишь, - между тем подал голос Джим, разрывая неприятную тишину. – Я просто проверил свою догадку, и она… оказалась верной.
- И что же дальше? – ровным голосом спрашивает Себастьян, сжимая в ладонях ставшую такой хрупкой кружку. Он чувствует себя обманутым, но не подает виду.
- Ничего, - так же ровно отвечает ему Мориарти, улыбаясь уцелевшим уголком губ. – Я не хочу возвращаться к той жизни. Не знаю уж, что у меня в голове было тогда, но мои поступки были абсолютно не рациональны, - он чуть приподнимает брови в таком странно чужом для Морана движении, движении, которого тот никогда раньше не видел. – Я тратил себя на какие-то детские игры, на Шерлока Холмса и Джона Ватсона, на фарс и глупости. Больше этого не будет.
Себастьян смотрит на Джима пристально и внимательно, но продолжает молчать. Его взгляд буквально прожигает худое, осунувшееся лицо бывшего босса, но Мориарти, казалось бы, совершенно не замечает этого – только продолжает размешивать чай и говорить.
- У меня появился второй шанс, и я его использую. Не хочу повторять прошлых ошибок, это было бы еще более глупо, - смеется Джим и отхлебывает горячий чай. – Теперь все будет спокойнее, серьезнее и лучше. Но для начала, - Мориарти встает из-за стола, - я починю эти часы.
- Но ты ненавидишь эти часы, - как-то мимоходом говорит Моран, не переводя взгляда с точки, в которую продолжает смотреть даже тогда, когда Джим встает и отходит от стола. Себастьян не шокирован и не удивлен – он расстроен и чувствует себя преданным, потому что надежда, которую он сам себе придумал, разрушена. И что теперь?
- Ненавидел, - поправляет его Мориарти и достает из ящика около часов инструменты и припрятанную туда ранее кукушку. Затем подходит к часам, поднимается на цыпочки и начинает высматривать что-то внутри, наверняка думая, как исправить механизм и прикрутить кукушку обратно.
Себастьян же встает с места, берет с тумбочки пистолет, оставленный там ранее, и смотрит на спину бывшего босса. Себастьян вспоминает, как Джим тогда разозлился на часы и треснул их со всей силы, сломав. Тогда кукушка выпала оттуда впервые, и Морану пришлось устанавливать ее на место. Мориарти на тот момент был очень зол, кричал, кривил еще целый рот, бешено вращал здоровыми зрачками и размахивал руками, обещая смерть непонятно кому. Мориарти на тот момент еще был живым, а сейчас он мертвый, совершенно мертвый и чужой. Будто бы кукушка, которая, выпав из часов, упала на пол, разбившись, а Себастьян, непонятно зачем, вернул ее на место. Только это того не стоило – птица все равно уже никогда не будет ни выглядеть, ни петь, как прежде.
Себастьян поднимает руку и не глядя выстреливает в босса. Раздается оглушительный хлопок от пули, врезавшейся в череп. Моран поднимает глаза. Джим, зажав кукушку в руке, медленно сползает вниз по стене, прижавшись к ней лицом. По темным волосам расползается кровь, стекает вниз по бледной шее; она же пятнами-всполохами блестит на светлой стене и потрескавшемся дереве старых часов. В оглушительной тишине, наступившей после выстрела, слышится тиканье – видимо, Джим успел все-таки что-то подкрутить. Тиканье заполняет неловкую паузу так, как оно делало это всегда, и Себастьян почему-то глубоко вздыхает и улыбается сам себе, чувствуя неожиданно, что все вернулось на свои места.

@темы: Мы умнее вашей собаки!, фикрайтерское, Шерлок

---

Если по-честному, то это победа  H.G. Wells и  пакет с пакетами, потому что большую часть всего в выкладках сделали именно они. Поздравляю вас, ребята! Вы молодцы. Ну и спасибо тем, кто хоть как-то облегчил им труд, не кинув прямо перед выкладкой - мне, например.)Троекратное "ура".

@темы: Мы умнее вашей собаки!, фикрайтерское, Шерлок

---

Посмотрела, что там народ пишет о 500-ой главе... Ну, если быть честной, то моей первой мыслью тоже был Джаггерджак, но это же Кубо, от него можно всего ожидать.

@темы: Мы умнее вашей собаки!

---

Фандомы бывшими не бывают.

@темы: Блич, тренировочный лагерь

---

Вот почему, когда мне просто необходимо куда-то с кем-то выйти, лишь бы не сидеть на месте, я оказываюсь в Саратове, а не в Москве? Закон подлости, что же еще.

---

О, я знаю, что мне поможет. Наличие проблем и обязанностей. Как сделать их приятными? Покрафтить хороший ролевой проект. Никто не хочет вместе со мной? Я имею в виду форумки, конечно же. Ас южал.

---

И вот еще мне интересно. Я хочу, чтобы люди, которые считают меня своим другом отметились в комментариях. Только честно, очень честно. Пожалуйста, сделайте это, мне очень важно.

---

Я не могу найти себе оправдания. Это правильно. Раньше я находила его в свое прошлом, в том, что собака кусается только если у нее жизнь собачья. А теперь понимаю - оглядываться на прошлое уже нет смысла, все так поменялось и то, что гнетет меня в нем уже давно за рамками моей жизни. И, как оказалось, я зациклена. Зациклена на том, как мне не везло в детстве, на смерти моего брата, на том, как я голодала, как меня били и била я, как сломалась моя самая огромная мечта, на всем этом дерьме, которое не нужно даже трогать. Как бы я не пыталась казаться взрослой, умной, уравновешенной и довольной жизнью, я все еще тот маленький, озлобленный ребенок, который чувствует, что эта жизнь его не любит. Я не могу от этого сбежать, это сводит меня с ума!

Надеюсь, что если я выпью еще немного, то я наконец-таки отрублюсь, потому что это все рвет мне голову. Алкоголь должен помочь, он всегда помогал. Только он мне поможет.

---

Что я чувствую? Пустоту.

---

Поняла, что мне нужен новый дневник. Этот себя исчерпал - слишком много фотографий, повседневной чуши и слишком мало того, за что я когда-то свой дневник любила. Почти нет мыслей, рандомных зарисовок, которые я писала пьяной (и трезвой), какой-то необходимой мне жизни, жизни из моей головы. Я смотрю на эти полупустые страницы, полные бытовухой и чувствую себя абсолютно мертвой, потому что те волшебные ручейки цветных зверей, которые я раньше пускала в дневник - это все куда-то делось. И мне от этого очень плохо.
Для примера - пара старых записей здесь. Навскидку, какие смогла вспомнить:
derubermensh.diary.ru/p147008681.htm
derubermensh.diary.ru/p146584793.htm
derubermensh.diary.ru/p151784285.htm
derubermensh.diary.ru/p151777157.htm
derubermensh.diary.ru/p151562681.htm

Первые два написаны по пьяни, в тот период, когда я нажиралась из-за депрессии, другие два - грустные воспоминания о былом, даже болезненные воспоминания. Последний - мой фэйворит, в нем все то, что я потеряла и за что горюю - самоанализ, рефлексия и ненависть. Фигурально выражаясь, если о последнем.
Когда я смотрю все это, я понимаю, что люди делают меня хуже. Мне нельзя столько людей, хоть я и люблю общаться - мне это противопоказано. Я тупею, черствею, у меня загибаются края и это просто ужасно. Мне нужно личное пространство, отсутствие реального общения и хорошие сигареты. Это мои условия и их отсутствие делает из меня не меня, а что-то странное, тупое, забитое в рамки. Одиночки должны быть одни. Даже если они и не одиночки.
Что делать, как быть? Думаю о том, чтобы вообще снести дневник нахрен и закрыться в своей берлоге. К черту людей, фандомы и общение. К черту.

@темы: Поздравляю тебя, Шарик. Ты - балбес., 100 грамм

---

В Саратове. Поезда ненавижу все так же сильно.

@темы: Поздравляю тебя, Шарик. Ты - балбес.

---

Грусть, печаль и тоска. Завтра уезжаю из Москвы, сейчас валяюсь тюленем, играю в игрушечки и жутко хочу кушать. Обычно последние дни где-то там принято проводить весело и с людьми, но это же я, какое мне весело, какие мне люди...

@темы: Поздравляю тебя, Шарик. Ты - балбес.

---

EVERY DAY I`M SHUFFLING

@темы: Поздравляю тебя, Шарик. Ты - балбес.