Название: Белый коршун, черный ястреб
Автор: escuintle
Бета: крик в небо
Персонажи: Ичиго, Хичиго, Исида, Рукия, Орихиме, Чад, Ренджи, промелькнули Гриммджоу, Тоусен и Хирако
Жанр: джен, hurt/comfort, немного ангста
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Ичиго, Хичиго, Исида, Рукия, Орихиме, Чад, Ренджи, промелькнули Гриммджоу, Тоусен и Хирако
Жанр: джен, hurt/comfort, немного ангста
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Дисклеймер: Кубово Кубо.
Саммари: О том, что в действительности помогло Ичиго победить своего Пустого.
Авторские примечания: Птицы разговаривают потому что мне так захотелось. Ну и потому, что во сне с человеком может происходить все, что угодно. Вообще "птичий" образ к концепту фика никакого отношения не имеет - так, пришелся к слову. Мопед не мой.
Размещение: Всем все можно, только ссылочкой заделитесь.
Дисклеймер: Кубово Кубо.
Саммари: О том, что в действительности помогло Ичиго победить своего Пустого.
Авторские примечания: Птицы разговаривают потому что мне так захотелось. Ну и потому, что во сне с человеком может происходить все, что угодно. Вообще "птичий" образ к концепту фика никакого отношения не имеет - так, пришелся к слову. Мопед не мой.
Размещение: Всем все можно, только ссылочкой заделитесь.
читать дальше- Эй, ты!
Сквозь сон пробивается нечеткий звук чужого голоса. Куросаки недовольно хмурится и переворачивается на бок - тело тут же отдается глухой тянущей болью.
- Ты меня слышишь, придурок?
Голос становится четче, резче и в нем уже можно узнать знакомые насмешливые нотки. Ичиго раздраженно фырчит, приподнимается на локтях и открывает глаза.
- Не прошло и полугода.
Яркий белый свет внутреннего мира слепит и Куросаки щурится, пытаясь разглядеть говорящего. Блестящие черные глаза с тонкой золотистой полоской радужки смотрят на него внимательно, с укором и тихим, уже привычным отвращением. Белая фигура стоит наклонившись: на остром бледном лице пляшут зловещие тени, светлая форма треплется под порывистым хлестким ветром и на фоне налитых свинцом туч Пустой выглядит устрашающе и угрожающе - будто бы огромная белая птица с изогнутым клювом, которая готовиться напасть.
- Я снова разочаровался в тебе, Король, - медленно, растягивая слова, говорит он. На слове «король» он делает ударение, перекатывая его в горле и с видимой насмешкой выплевывая прямо в лицо Ичиго, - Впрочем, это ведь не впервой, верно? Правда, в этот раз ты превзошел сам себя, - глумливо продолжается Пустой, расхаживая взад-вперед, - Пострадали твои друзья, ты даже не смог их защитить, - по хищному лицу пробегает усмешка, - А все из-за чего? Из-за какой-то гордости и дурацкого упрямства!
Пустой заливается глухим хохотом, а Куросаки смотрит на него и ему кажется, будто бы длинные белые руки превращаются в острые, широкие крылья. Ему кажется, что вместо пальцев появляются скрюченные черные когти, а нос становится все длиннее и все больше похож на изогнутый клюв. В нарастающем гуле грома отвратительный скрипучий голос становится птичьим клекотом и уже невозможно различить слов - только бессвязный лепет.
- Вспомни, Король! - кричит Пустой и Ичиго, будто выдернутый из своей иллюзии, ошалело хлопает глазами и начинает вспоминать. Яркое, палящее солнце, сжавшиеся фигуры Тацки и Чада, пронзительный крик Иноуэ, два арранкара, один из которых с ненавистью бьет его и собственное наваждение, которые горячим свинцом разливается внутри тела - сила, которую он не хочет выпускать, сила которой он не хочет пользоваться, сила, которую он отвергает, сила, которая...
- Разве ты не хочешь стать сильнее, Король? - с удовольствием тянет Пустой и Ичиго моргает - белоснежная фигура вновь оказывается рядом с ним, - Не будь глупцом. Ты знаешь, что я нужен тебе. И ты знаешь, что рано или поздно тебе придется прибегнуть к моей помощи, - шепчет он и наклоняется ниже, касаясь лба Куросаки своим крючковатым носом. Или клювом?
- Нет, - срывается с губ рыжего мальчишки тихое, но уверенное и твердое слово, - Ни за что.
Где-то в самом сердце черно-серого неба с пронзительным треском что-то рвется - как струна, как натянутая веревка и новый раскат оглушающего грома прокатывается по почерневшему миру. Он касается кожи, он отдается в ушах - вместе с ним отвратительным криком закатывается разъяренный Пустой. Ждал ли не ждал он такого ответа, знал ли не знал - непонятно, вот только на исказившемся ненавистью лице явственно отражается желание уничтожить и сломать. Вспышка молнии - и вместо носа действительно появляется крючковатый клюв. Еще одна - и пальцы становятся изогнутыми черными когтями. Дождевые капли касаются белой одежды, кожи, волос и, будто смывая краску, обнажают взгляду длинные, жесткие перья. Пустой нависает над Ичиго и в каждой мелькнувшей вспышке, под каждым ударом дождевых капель он становится все больше похож на птицу. Из длинного горла вырывается хриплый крик, а желтые, с еле заметным черным зрачком глаза смотрят с агрессией и ненавистью. Разъяренная птица раздраженно бьет огромными крыльями, клонится все ближе и кричит. Ее крик смешивается с шелестящим шумом дождя, раскатами грома, свистом молний и в этом шуме можно различить шипящее « ты должен», «тебе придется», «у тебя нет выбора». Последнее, что Ичиго помнит - огромные, злые глаза и клюв, который пытается схватить его за горло.
С утра у него жутко болит голова, а на шее он находит длинную, красную царапину.
***
Исида смотрит выжидающе, тяжело, даже с некоторым раздражением. За его спиной отдается звоном запруженный коридор, а здесь, кажется, совсем тихо - только легкий шум ветра из открытого окна и еле слышный гул улицы напротив. Квинси позвал его сюда с явной целью что-то сказать, однако он только изредка поднимал глаза, с секунду смотрел на рыжего и.о шинигами и снова отворачивался.
- Ну? - нетерпеливо произносит Куросаки. Исида вздрагивает, будто его отвлекли от каких-то важных мыслей, и снова поднимает свой тяжелый взгляд.
- Сейчас, - торопливо говорит Урью и, будто бы на что-то решившись, выпрямляется и делает шаг вперед, оказываясь ближе к Ичиго, - Куросаки, я просто хотел сказать тебе, что... что если тебе вдруг нужна будет моя помощь - ты всегда можешь за ней обратиться.
И, не дождавшись ответа, Квинси разворачивается и быстрым шагом устремляется в другой конец коридора, стремительно тая в толпе учеников. Куросаки стоит, открыв рот - он собирался было что-то ответить, но не успел. Слова Исиды неожиданны. Сама ситуация кажется Ичиго какой-то нелепой, комичной, но он все запоминает: машинально, на каком-то подсознательном уровне делает оттиск в своей памяти, навсегда оставляя там солнечный летний полдник, открытое окно, сухой, чуть потрескивающий голос Квинси и себя самого, не знающего, как реагировать на чужие слова.
Несколькими минутами позже его ждет еще один шок - Рукия. Черноволосая шинигами как всегда бесцеремонна, груба и критична, но именно она заставляет Куросаки вспомнить о том, кто он есть. Она выгоняет из его головы мысли об огромной белой птице, о Хирако Шинджи, о вине, о сомнениях, о проблемах. Она заставляет его почувствовать то, что ему было необходимо и она говорит ему те слова, которые ему так важно было услышать. Она помогает. Как всегда.
- Он извиняется за то, что он так слаб!
- Кучики-сан, я...
- Погоди, Иноуэ! Ичиго, говори, быстро!
Глубокий вдох. Поднять голову и посмотреть в глаза Орихиме - твердо, смело, вселяя спокойствие и решительность в ее сердце.
- Иноуэ... Я стану сильнее. И тогда я смогу защитить тебя.
Рыжеволосая девушка улыбается, и капли слез собираются в уголках ее глаз. Куросаки улыбается ей в ответ - он чувствует, как на его сердце распадается тугой узел и камень, казалось, намертво привязанный, катится вниз, крошась и рассыпаясь налету. Улыбка Иноуэ, сотканная из золотистых солнечных лучей делает его решимость еще более твердой: Ичиго выпрямляется, снова улыбается и, развернувшись, уходит. Он чувствует, как Рукия с Орихиме смотрят ему в спину и поднимает руку в немом прощании. Слышится тихий смех. Чувство вины растворяется окончательно.
По пути домой Ичиго ощущает себя абсолютно свободным. Благодаря Рукии с души ушла тяжесть, благодаря Орихиме в сердце поселилась решимость, благодаря Исиде на лице появилась улыбка. Он готов встретиться с новой опасностью лицом к лицу. Он готов побеждать.
***
- Король, - раздается над ухом трескучий клекот. Ичиго поворачивает голову - на краю высотного здания сидит огромный белый коршун, копошась клювом в жестких белых перьях.
- Король, - повторяет он, - Король, ты слишком в себе уверен.
Тихий, полубезумный смех вырывается из птичьего горла. Коршун поднимает голову и внимательными желтыми глазами смотрит на сжавшуюся фигуру ненавистного ему шинигами. На шинигами, который одновременно и все для него, и ничего. На того, кому он многим обязан, но при этом бесконечно сильно его ненавидит. Коршун щурится - его раздражает слишком яркое беспечное солнце, расползшееся по иллюзорному небосклону ненастоящего мира.
- Еще рано расслабляться. Еще рано радоваться. Ты все еще слаб, Король, и тебе все еще не победить, - с отвращением выплевывает он. Ичиго следит за тем, как необъятная птица поднимается в воздух и за пару взмахов бесконечных крыльев, оказывается рядом с ним.
- Не победить, понимаешь, Король? Ни их, ни, тем более, меня. Решимость не даст тебе силы. Не пытайся убедить себя! - коршун медленно нарезает круги в воздухе, - Не будь наивен! Не будь слишком самоуверен! - птица на секунду останавливается и, сложив крылья, бросается вниз, в стремительном пике несясь прямо на Ичиго. Последнее, что Куросаки помнит - горящие сумасшествием желтые глаза с вертикальным зрачком и изогнутый клюв, разинутый в пронзительном крике.
Когда он просыпается, часы беспечно высвечивают половину четвертого утра. Горящий зеленым неоном циферблат будто бы издевается над рыжим шинигами - все же четыре утра время ни туда, ни сюда. Со стороны шкафа раздается глухое ворчание и шорох - Ичиго поворачивается на бок, вглядываясь в деревянную дверцу.
- Рукия, ты спишь? - тихо зовет Куросаки. Неужели не его одного мучают кошмары?
- Не-а. Как-то не выходит, - через какое-то время глухо раздается из шкафа. Ичиго улыбается и переворачивается на спину, бездумным взглядом уставившись в потолок. Повисает пауза. Он вспоминает огромную белую птицу и ему кажется, что с потолка на него со злобой смотрят прищуренные желтые угольки глаз. По коже пробегают холодные мурашки и Куросаки ежится, ощущая на себе ненавидящий взгляд.
- Спать не хочется, - снова раздается со стороны шкафа. Голос Рукии выдергивает его из оцепенения и он смаргивает наваждение, внимательно прислушиваясь к ее словам. Раздается тихий щелчок - это ловкие тонкие пальцы отодвигают дверцу шкафа, - Поэтому я думаю. Вспоминаю. Ну и всякие такие вещи.
- О чем думаешь, что вспоминаешь? - безразлично отзывается Ичиго.
- Ну, знаешь, о разном, - голос Рукии становится четче и слышно, как она поудобнее устраивает голову на подушке, - И вспоминаю разное. Например, вспоминала то, как вы меня спасали... - на секунду она затихает, - Эти воспоминания очень приятные. Теплые. Я думала, что они будут тяжелыми, как камень на шее, что будут чем-то таким в груди отдаваться... Ну, знаешь, неприятным. Но такого нет. Только ровное, солнечное тепло. И ощущение такое, будто бы оно давно-давно все было.
Куросаки только неопределенно хмыкает, будто говоря: «Продолжай, мне очень интересно», хотя на самом деле он погружен в свои мысли и совершенно не слышит слов Кучики. Только улавливает какое-то настроение и обрывки фраз, позволяющих ему составить представление о том, о чем она говорит.
- И ты, и Ренджи, и Иноуэ, и Исида... Я думаю, что это очень ценно. Такой поступок. Если я когда-то и жалела об этом, то сейчас я рада тому, что вы отправились за мной. Правильно Ренджи тогда сказал про то, что своим друзьям нужно доверять и делиться с ними своими переживаниями и проблемами, - тонкая девичья рука свешивается вниз, касаясь холодного деревянного пола. Рукия зевает, - Ренджи, конечно, дурак еще тот, но иногда дельные вещи говорит.
Куросаки кивает.
- Я так рада, что у меня есть такие друзья, Ичиго, - она переворачивается на бок и, скосив глаза, наблюдает за тем, как мерно вздымается грудь рыжего шинигами, - А ты? Эй, Ичиго, я с тобой разговариваю!
Но Куросаки уже заснул. Рукия недовольно фыркает и задвигает дверцу шкафа. Свернувшись в компактный клубок, она плотно зажмуривает глаза и вскоре проваливается в тихий, спокойный сон.
***
В школе Ичиго чувствует себя плохо - уронив голову на скрещенные руки, он дремлет почти все уроки, так как выспаться у него не вышло. Да, он смог заснуть под монотонный теплый шепот Рукии о чем-то там, о чем - не помнит, однако те три часа сна вышли слишком скомканными и, наверное, лучше бы их не было вовсе. В голове кружатся обрывки каких-то фраз, какие-то слова - про друзей, про ценность, про что-то еще. Может быть, об этом говорила Рукия? А, черт его знает.
Весь день он ходит будто сам не свой - вчерашняя решимость исчезла, подкошенная широким белым крылом. Куросаки ощущает себя каким-то потерянным, как если бы он смотрел на все происходящее со стороны, совершенно не участвуя в процессе. Ему немного страшно и чуть больше отвратительно за себя самого - он мечется туда-сюда, раздираемый на части Пустым и необходимостью идти дальше. Перепады настроения, бесконечные сны, которые выматывают, слова, действия, звуки - все кажется ненужным и раздражающим. Он знает, что необходимо, чтобы порвать этот круг, чтобы перестать двигаться по кривой, но он никогда не отдастся пустой части своей души. Пусть лучше так - в борьбе, в постоянных подъемах и падениях, воодушевленный и, через секунду, подавленный. Рано или поздно это прекратиться и, по-крайней мере, его нельзя будет упрекнуть в том, что он не боролся.
- Ичиго, - Куросаки вздрагивает, выдернутый из пелены размышлений. Он и не заметил, как пролетел день, закончились уроки и как он на автопилоте отправился домой. Повернув голову, он с удивлением обнаруживает, что обладателем голоса был Чад.
- М? - отозвался рыжий шинигами. Он старался выглядеть как можно беспечнее, хоть и понимал, что Ясутора видит его насквозь.
В рваных лучах закатного солнца неуверенно таял сонный город - где-то на горизонте дотлевали случайные здания. Ичиго невольно залюбовался пейзажем, пропустив мимо ушей то, что ответил ему Садо.
- Что-что? Извини, я прослушал, - переспросил он.
- Я спросил, не беспокоит ли тебя что-нибудь, - ровно произнес Ясутора, тряхнув головой, - Ты выглядишь несколько... потерянным.
- Я? Правда что ли? - Куросаки смеется и хлопает Чада по плечу. Смех звучит как-то механически, заученно - Ичиго понимает, что друг тоже это чувствует и ему стыдно за то, что он притворяется. Однако это кажется ему необходимым, пусть и без какой-то объективной причины.
- Да, ты, - Садо еле заметно улыбается - дрожат уголки широких губ. Он делает вид, что не замечает искусственности движений Ичиго, - Если не хочешь говорить - не говори. Только знай, что если что, то я всегда подставлю тебе свое плечо. О, мой поворот. Увидимся, Ичиго. И удачи тебе.
Широкая фигура Ясуторы скрывается за поворотом, омытая солнечным светом. Куросаки идет вперед все на том же автопилоте, даже не вдумываясь в слова Чада. Они просто остаются в голове, звенят там его густым голосом, оседают на полотно памяти. Единственное, что меняется - он снова чувствует какое-то тепло, точно такое же, какое он ощущал вчера, после разговора с Иноуэ. Тепло и уверенность - снова вершина, да? Ночью, наверное, опять придется падать, но Ичиго совершенно этого не боится - борьба так борьба. Главное, чтобы ему хватило сил.
Внезапный всплеск незнакомой, жгучей реяцу прерывает поток мыслей. Рыжий шинигами порывисто оборачивается, прислушиваясь, принюхиваясь к этому ощущению. Арранкар. Без сомнений. Откуда не возьмись появляется Рукия, которая тут же выталкивает его из тела, что-то кричит, трясет за плечи. Ичиго не успевает сориентироваться. Все происходит слишком быстро.
Он чувствует, как приближается горячая реяцу, он видит ее хозяина, но ощущения дымки и того, что он наблюдает за всем со стороны появляется снова. Что это, оцепенение? Пелена спадает с глаз только тогда, когда арранкар проделывает в черноволосой шинигами дыру и, бешено усмехнувшись, поднимает безвольно обмякшее тело вверх. Это действует на Ичиго отрезвляюще, ободряюще - он чувствует злость, ярость, бешенство и бросается в атаку.
- Как мне нравится твоя ненависть, шинигами!
Арранкар заходится безумным хохотом и вместе с ним хохочет внутри огромная белая птица. Куросаки чувствует, как острый клюв вспарывает его живот и, как помогая себе крыльями, коршун пытается выбраться наружу. Куросаки знает, что Пустого нельзя выпускать и бросает все силы на то, чтобы сдержать его, пропуская один удар арранкара за другим. Он пытается защищаться, но практически ничего не выходит - слишком много сил тратиться на то, чтобы удержать внутри себя беснующегося коршуна. А противник меж тем выплевывает жуткий, нечеловеческий хохот и бьет его, высасывает последние силы, окончательно выматывает. Последнее, на что Ичиго хватает - Гетсуга Теншо, в которой он концентрирует все, что у него осталось. Однако Пустой только усмехается, демонстрируя, что удар практически никак не повлиял на него - только жжет грудь широкий красный шрам, но для арранкара это такая мелочь.
Ичиго чувствует отчаяние. Коршун шепчет что-то о помощи, и Куросаки уже практически позволяет ему завладеть собой, так как понимает, что у него нет другого выхода... Но в каракурском небе внезапно появляется еще одна фигура.
Все становиться с ног на голову. Тяжелая смуглая ладонь ложиться на плечо арранкара - в неожиданно повисшей тишине отчетливо и сухо раздается глухой голос. Рыжеволосый шинигами смаргивает, качает головой - он узнает Тоусена, одного из приспешников Айзена. В голове промелькивает мысль о нападении, но тут же тонет в насмешливом хохоте коршуна.
Между тем, бездумно синее небо рвется по швам, открывая свою черную пасть.
- Гриммджоу Джаггерджак! Запомни это имя, шинигами!
Ичиго поворачивает голову - его недавний противник выситься в глубине небесной глотки и смотрит на него своими пронзительно синими глазами. Смотрит, и сумасшедше щерится. Смотрит и забирает остатки уверенности, выжирая душу своим жадным взглядом. Весь его вид - гордо поднятая голова, руки, небрежно повисшие в карманах - будто говорит: «Тебе повезло, что ты остался в живых, малец».
Когда фигура арранкара исчезает, как и исчезает и гарганта, Куросаки чувствует себя абсолютно опустошенным. Слабым. Сломленным. Виноватым. Даже когда его предплечья касается теплая шершавая ладонь, он никак не реагирует - только продолжает отрешенно пялиться куда-то перед собой.
- Ты победил? - раздается тихий голос. Ренджи, кто же еще.
- Я проиграл, - глухо отзывается Ичиго. Собственный голос кажется ему чужим, неживым, неправильным. Создается ощущение, будто бы он слышит кого-то другого.
Повисает молчание. Куросаки продолжает бездумно смотреть вперед, на темнеющий вперед город, на дымящиеся рытвины в асфальте, на небо, которое совсем недавно было разодрано по швам, обнажая взгляду черный проход в мир Пустых. Абарай все еще сжимает его предплечье.
- Ты... - наконец прерывает молчание лейтенант, - Ты только самому себе не проиграй.
И отпускает. Говорит что-то про Рукию и, качнув головой, приглашает идти за ним. На Ичиго тихие слова Абарая действуют отрезвляюще - они возвращают его в неприглядную реальность и он, кивнув, послушно следует за Ренджи.
Кучики говорит, что Ичиго не виноват. Куросаки кивает.
Иноуэ говорит, что у Ичиго все получится. Куросаки кивает.
Абарай тоже что-то говорит и Куросаки... Правильно, снова кивает.
Он приходит домой, обессилено опускается на кровать и закрывает глаза. Где-то за открытым окном мерно покачивается опустевший город и тихо подвывают дворовые собаки. Где-то в своей квартире спит Иноуэ и Ичиго знает, что между ее тонких бровей пролегла морщинка - Орихиме волнуется за него. Где-то в своей квартире на кровати сидит Исида и недовольно качает головой - он хочет помочь, но не знает как. Где-то в своей квартире сидит на кухне Чад и вздыхает, раздумывая о причинах странного поведения друга. Где-то у Урахары стоит, прислонившись к дверному косяку, Ренджи и хмурится, мысленно прося: «Не проиграй». А здесь, совсем рядом, спит в его шкафу Кучики Рукия - Ичиго чувствует, как мерно и тихо вздымается во сне ее грудь, в которой еще несколько часов назад зияла отвратительная черная дыра.
Чувством вины проедает его насквозь, кусочек за кусочком.
***
В мире, наполненном высотными зданиями, повернутыми под самыми немыслимыми углами, идет хлесткий дождь. Огромный белый коршун гордо восседает на оконной створке - он распушил и расправил перья, наслаждаясь солоноватыми дождевыми каплями.
- Надо было меня слушать, Король - с довольным видом произносит птица, - Говорил я тебе, не будь настолько самоуверен! А ты... Эх.
Ичиго ничего не отвечает. Просто сидит, сгорбившись под дождем, который с остервенением колотит его по плечам.
- Если так пойдет и дальше, то ты не сможешь защитить своих друзей. Жалко будет, да? - коршун прищуривается, - Сегодня Рукия. А дальше... Хм, может быть Иноуэ?
Куросаки вздрагивает и поднимает голову - в потухших глазах загорается что-то неясное.
- Иноуэ? Что с ней? - в голосе рыжего мальчишки слышится беспокойство. Он поднимается и, пошатываясь, направляется к коршуну. Ноги скользят по стеклянным стенам, дождь застилает глаза, но он продолжает идти, - Ты что-то знаешь? Говори!
Птица таинственно усмехается и поднимается в воздух, широко раскинув крылья. В ярко-желтых глазах светится насмешка и злоба.
- Всему свое время, - с тихим смешком произносит коршун, отвратительно широко разевая изогнутый клюв, - Однако, ты все равно проиграешь, Куросаки. Без меня у тебя ничего не выйдет.
Он поднимается выше. Еще. Еще. Наконец, поднявшись достаточно высоко, птица останавливается и с пару секунд внимательно смотрит на сбитого с толку мальчишку. Потом кричит - оглушительно, громко, с ненавистью и этот крик смешивается с хлестким шумом дождя. Кричит - и пикирует прямо на грудь Ичиго, вцепляясь когтями в черное косоде, разрывая одежду, кожу и все, что попадется. Последнее, что Куросаки помнит - когтистая лапа, застывшая перед его лицом.
***
- Кто там?
- Это я, Куросаки-кун. Открой пожалуйста.
Слышится шелест ключей, звон дверных цепочек и скрип поворачивающейся ручки.
- Привет Иноуэ, не ожидал тебя увидеть.
- Извини за внезапный визит, я просто...
Орихиме смущенно качает головой и протягивает Ичиго пластиковую коробку, заботливо подвязанную лентой. Торт. Красивый, с кремовыми цветами, кокосовой крошкой и аккуратно разложенными по поверхности кусочками клубники.
- О, это мне? С-спасибо, не стоило...
- Тебе и сестрам. Я сначала хотела сама испечь, но... Не срослось. Я купила его в той кондитерской, в которую мы с Кучики-сан водили тебя на прошлой неделе, помнишь? Он очень вкусный!
- Охотно верю.
Ичиго внимательно смотрит на Орихиме. В лучах закатного солнца ее волосы похожи на всполохи огня, разметавшиеся по плечам. Она улыбается - чисто, открыто, радостно. Она будто говорит ему: «Ты ни в чем не виноват» и «Я верю в тебя». Она держит в руках коробку с тортом, которую так заботливо перевязала зеленой лентой. Она...
- Иноуэ, можно тебя спросить?
- Да, Куросаки-кун.
- С тобой... Ммм, ничего случалось? Или... Черт, даже не знаю, как сформулировать.
- Со мной все хорошо. А почему ты спрашиваешь, Куросаки-кун?
Рыжеволосый шинигами хмурится. Орихиме непонимающе хлопает глазами. Ичиго не может признаться ей в том, что его беспокоит вчерашний разговор со своим Пустым, не может сказать, что воспринял его слова как предупреждение. Не может. Он не хочет ее беспокоить и лишний раз волновать. Ему хочется защитить и совсем не хочется травмировать.
- Да так... Неважно. В любом случае, спасибо за торт, Иноуэ. Я думаю, что он действительно вкусный.
Ичиго протягивает руку, чтобы забрать торт и случайно касается пальцами теплой ладони Иноуэ. Девушка тут же отдергивает руку и смущенно смеется. Куросаки смеется вместе с ней, сжимая в руках коробку, и на душе становится чуточку легче. Смех Иноуэ действует успокаивающе.
- Я пойду, Куросаки-кун.
- Да, конечно. Удачного пути, Иноуэ.
- Спасибо. Ах, да...
Она оборачивается и одаривает Ичиго одной из лучших своих улыбок. В тускнеющих лучах горячего солнца Орихиме выглядит словно ярко сияющая звезда, спустившаяся, чтобы указать ему путь.
- Если вдруг что случится... Знай, что я всегда рядом. Я буду стараться быть полезной тебе, Куросаки-кун. Пожалуйста, рассчитывай на меня.
Голос Орихиме звучит теплым, мелодичным звоном в шепоте переливчатого ветра. Ичиго слушает его и слова, которые говорит девушка вживляются ему в память, проникают под кожу, отпечатываются на подкорке. Он улыбается.
- Конечно. Спасибо, Иноуэ.
Орихиме кивает. Она идет вперед, изредка оборачиваясь и улыбаясь ему - чисто, доверчиво, неся в своей улыбке самое приветливое солнце. Наблюдая за тем, как тает в закатных лучах маленькая девичья фигурка, Ичиго очень быстро принимает решение. Оно находиться само собой.
***
Хирако Шинджи с сомнением наблюдает за тем, как Кенсей пытается совладать с разбушевавшимся Куросаки. Ичиго свалился к ним как снег на голову и потребовал немедленно помочь ему победить своего Пустого. Хиори была против, Лиза не одобрила, Роуз с Айгавой сделали вид, что им все равно, но... Но его слово, как негласного лидера, весило больше, именно поэтому Куросаки сейчас был заключен в многослойный барьер, созданный Хачи и каждые десять минут вайзарды сменяли один другого в схватке с рыжеволосым демоном.
- Кенсей, выходи. Твоя очередь, Маширо.
Бойкая девушка кивает и с легкостью запрыгивает в своеобразную клетку. Начинается новый отсчет.
- Скорее, Ичиго. Время почти на исходе.
***
Безумный белый коршун стал еще больше, чем раньше - необъятный, раздраженный, опасный. Он с жадностью набрасывается на Ичиго, стремясь разодрать его на куски, стремясь поглотить его, вернее - проглотить, с ненасытностью зарываясь клювом в теплую плоть. Он бьет крыльями, он раздирает когтями, он рвет клювом.
- Пришло время меняться, Король. Пришло мое время! - с ненавистью кричит он, не прекращая нападать. Глаза горят безумным желтым огнем, в их глубине пляшет сумасшествие и желание превзойти желание завладеть, желание захватить. Безумный клекот, срывающийся из птичьего горла перекликается с шумом ветра, с глухим свистом крыльев, с тяжелым дыхание рыжеволосого шинигами. Быстрое движение - и на лице Куросаки красуется длинная, кровоточащая царапина.
Ичиго защищается как может. Он не бежит, он пытается хоть как-то соперничать с мощью огромной белой птицы, но выходит плохо, можно сказать, что и не выходит вовсе - слишком разниться их сила. Но он знает, что сдаваться нельзя, никак нельзя. Это осознанное решение. Пора встретиться со своими демонами лицом к лицу.
- Ты слишком слаб, тебе не одолеть меня в одиночку. Но никто тебе не поможет, Король, никто. Ты один. И ты проиграл! - шипит птица, беспрестанно нападая. Ичиго смаргивает. Ичиго на секунду застывает.
Ему никто не поможет. Он один.... Разве это так?
- Ты не прав, - тихо говорит Куросаки, - Не прав.
В голове сами собой всплывают картинки недавних дней. Ичиго вспоминает.
Исида. Стоит у распахнутого школьного окна - натянутый, как струна, взволнованный, но привычно собранный. «Если тебе нужна моя помощь - можешь всегда за ней обратиться».
Рукия. Лежит в шкафу, свесившись вниз и внимательно наблюдая за рыжим недошинигами. Улыбается, вспоминает и что-то тихо говорит. Ее слова глухим эхо раздаются в запомнившей их голове: «Своим друзьям нужно доверять и делиться с ними своими переживаниями и проблемами». И еще что-то про то, что Ренджи дурак, но это уже не так важно.
Чад. Идет рядом - такой большой, надежный, добрый. Идет рядом и лукаво улыбается, будто знает все наперед. «Если что, то я всегда подставлю тебе свое плечо» - говорит он тихо и сворачивает за угол.
Ренджи. Стоит за спиной и крепко держит за предплечье. Создает ощущение полноты там, где в тот момент ощущается только пустота. Уверенно произносит: «Только не проиграй сам себе» и отстраняется.
Орихиме. Тает в теплых лучах закатного солнца. Оборачивается, чтобы улыбнуться. Ее мягкий голос тихо шепчет: «Знай, что я всегда рядом», а фигура растворяется в красновато-оранжевом мареве.
Нет, он не один. У него есть друзья. Те друзья, к которым всегда можно обратиться за помощью. Те друзья, которым можно довериться и с которыми можно делиться всеми проблемами. Те друзья, что всегда подставят ему свое плечо. Те друзья, которые не позволят проиграть самому себе.
Те друзья, которые всегда рядом.
- Ты не прав, - снова повторяет Куросаки. Он спокоен. В его сердце уверенность. Больше никаких американских горок, никаких взлетов и никаких падений. Ровная, спокойная уверенность - к счастью, ему есть на кого положиться.
Ичиго делает шаг вперед, оттесняя коршуна. Он поднимает руку - черная ткань косоде струится вниз, превращаясь в широкие черные перья. Они же пластинами прорезаются сквозь кожу шеи, оплетая ее, словно воротник. Зрачок становится вертикальным, тая в глубине уверенных медовых глаз. Острый оранжевый клюв. Изогнутые пудовые когти на сильных лапах. Секунда, две и вместо худого рыжего мальчишки напротив коршуна появляется необъятный черный ястреб, который тут же пускается в атаку.
Птицы терзают друг друга, вцепляясь клювами в глотки, зарываясь когтями я в мягкие перьевые животы, стремясь вспороть. Они наотмашь бьют друг друга крыльями и в диком смешение двух пятен - черного и белого уже не понять, кто есть кто. Летят перья, пронзительно свистит ветер, костяной клюв окрашивается багряной кровью. Все смешалось в хаосе, беспорядке и безумии - сторонний наблюдатель ни за что не поймет происходящего.
Черный ястреб делает выпад вперед и попадает - крепкий оранжевый клюв уверенно вцепляется в белую глотку. Он подминает коршуна под себя, впиваясь когтями в его грудь, разрывая ее на клочки, терзая жесткие перья. Он рывком поднимает голову, раздирая чужую глотку и коршун кричит, захлебываясь собственной кровью. Точка зрачка дрожит на желтом янтаре его глаза - в предсмертной агонии он бешено бьет крыльями по земле. Ястреб рвет его горло, окрашивая белые перья рубиновой кровью, он зарывается когтями в его грудь, чтобы через секунду поднять голову и, расправив крылья во всю ширь, победоносно закричать, широко раскрыв окрашенный красным клюв. Коршун под ним делает последний рывок и опадает - растворяется под хлестким ветром белая туша. Через какое-то время от него не остается и следа - только ворох окровавленных белых перьев напоминает о минувшей схватке.
- Молодец, Ичиго, - доносится откуда-то сверху знакомый голос. Ястреб непонимающе крутит головой, пытаясь понять, кто говорит с ним. Ястреб делает шаг и падает - на все тело накатывает внезапная слабость - он чувствует, как тяжелеют веки, как его тянет в сон.
Он победил. Он понял, в чем его сила. Теперь можно смело идти вперед, ведь его спину всегда прикроют. Теперь можно смело идти вперед, ведь его всегда поддержат. Теперь ничего не страшно, верно?
Птица складывает крылья и уверенно закрывает глаза. Последнее, что ястреб помнит - горстка белых перьев, которую треплет ветер.
Сквозь сон пробивается нечеткий звук чужого голоса. Куросаки недовольно хмурится и переворачивается на бок - тело тут же отдается глухой тянущей болью.
- Ты меня слышишь, придурок?
Голос становится четче, резче и в нем уже можно узнать знакомые насмешливые нотки. Ичиго раздраженно фырчит, приподнимается на локтях и открывает глаза.
- Не прошло и полугода.
Яркий белый свет внутреннего мира слепит и Куросаки щурится, пытаясь разглядеть говорящего. Блестящие черные глаза с тонкой золотистой полоской радужки смотрят на него внимательно, с укором и тихим, уже привычным отвращением. Белая фигура стоит наклонившись: на остром бледном лице пляшут зловещие тени, светлая форма треплется под порывистым хлестким ветром и на фоне налитых свинцом туч Пустой выглядит устрашающе и угрожающе - будто бы огромная белая птица с изогнутым клювом, которая готовиться напасть.
- Я снова разочаровался в тебе, Король, - медленно, растягивая слова, говорит он. На слове «король» он делает ударение, перекатывая его в горле и с видимой насмешкой выплевывая прямо в лицо Ичиго, - Впрочем, это ведь не впервой, верно? Правда, в этот раз ты превзошел сам себя, - глумливо продолжается Пустой, расхаживая взад-вперед, - Пострадали твои друзья, ты даже не смог их защитить, - по хищному лицу пробегает усмешка, - А все из-за чего? Из-за какой-то гордости и дурацкого упрямства!
Пустой заливается глухим хохотом, а Куросаки смотрит на него и ему кажется, будто бы длинные белые руки превращаются в острые, широкие крылья. Ему кажется, что вместо пальцев появляются скрюченные черные когти, а нос становится все длиннее и все больше похож на изогнутый клюв. В нарастающем гуле грома отвратительный скрипучий голос становится птичьим клекотом и уже невозможно различить слов - только бессвязный лепет.
- Вспомни, Король! - кричит Пустой и Ичиго, будто выдернутый из своей иллюзии, ошалело хлопает глазами и начинает вспоминать. Яркое, палящее солнце, сжавшиеся фигуры Тацки и Чада, пронзительный крик Иноуэ, два арранкара, один из которых с ненавистью бьет его и собственное наваждение, которые горячим свинцом разливается внутри тела - сила, которую он не хочет выпускать, сила которой он не хочет пользоваться, сила, которую он отвергает, сила, которая...
- Разве ты не хочешь стать сильнее, Король? - с удовольствием тянет Пустой и Ичиго моргает - белоснежная фигура вновь оказывается рядом с ним, - Не будь глупцом. Ты знаешь, что я нужен тебе. И ты знаешь, что рано или поздно тебе придется прибегнуть к моей помощи, - шепчет он и наклоняется ниже, касаясь лба Куросаки своим крючковатым носом. Или клювом?
- Нет, - срывается с губ рыжего мальчишки тихое, но уверенное и твердое слово, - Ни за что.
Где-то в самом сердце черно-серого неба с пронзительным треском что-то рвется - как струна, как натянутая веревка и новый раскат оглушающего грома прокатывается по почерневшему миру. Он касается кожи, он отдается в ушах - вместе с ним отвратительным криком закатывается разъяренный Пустой. Ждал ли не ждал он такого ответа, знал ли не знал - непонятно, вот только на исказившемся ненавистью лице явственно отражается желание уничтожить и сломать. Вспышка молнии - и вместо носа действительно появляется крючковатый клюв. Еще одна - и пальцы становятся изогнутыми черными когтями. Дождевые капли касаются белой одежды, кожи, волос и, будто смывая краску, обнажают взгляду длинные, жесткие перья. Пустой нависает над Ичиго и в каждой мелькнувшей вспышке, под каждым ударом дождевых капель он становится все больше похож на птицу. Из длинного горла вырывается хриплый крик, а желтые, с еле заметным черным зрачком глаза смотрят с агрессией и ненавистью. Разъяренная птица раздраженно бьет огромными крыльями, клонится все ближе и кричит. Ее крик смешивается с шелестящим шумом дождя, раскатами грома, свистом молний и в этом шуме можно различить шипящее « ты должен», «тебе придется», «у тебя нет выбора». Последнее, что Ичиго помнит - огромные, злые глаза и клюв, который пытается схватить его за горло.
С утра у него жутко болит голова, а на шее он находит длинную, красную царапину.
***
Исида смотрит выжидающе, тяжело, даже с некоторым раздражением. За его спиной отдается звоном запруженный коридор, а здесь, кажется, совсем тихо - только легкий шум ветра из открытого окна и еле слышный гул улицы напротив. Квинси позвал его сюда с явной целью что-то сказать, однако он только изредка поднимал глаза, с секунду смотрел на рыжего и.о шинигами и снова отворачивался.
- Ну? - нетерпеливо произносит Куросаки. Исида вздрагивает, будто его отвлекли от каких-то важных мыслей, и снова поднимает свой тяжелый взгляд.
- Сейчас, - торопливо говорит Урью и, будто бы на что-то решившись, выпрямляется и делает шаг вперед, оказываясь ближе к Ичиго, - Куросаки, я просто хотел сказать тебе, что... что если тебе вдруг нужна будет моя помощь - ты всегда можешь за ней обратиться.
И, не дождавшись ответа, Квинси разворачивается и быстрым шагом устремляется в другой конец коридора, стремительно тая в толпе учеников. Куросаки стоит, открыв рот - он собирался было что-то ответить, но не успел. Слова Исиды неожиданны. Сама ситуация кажется Ичиго какой-то нелепой, комичной, но он все запоминает: машинально, на каком-то подсознательном уровне делает оттиск в своей памяти, навсегда оставляя там солнечный летний полдник, открытое окно, сухой, чуть потрескивающий голос Квинси и себя самого, не знающего, как реагировать на чужие слова.
Несколькими минутами позже его ждет еще один шок - Рукия. Черноволосая шинигами как всегда бесцеремонна, груба и критична, но именно она заставляет Куросаки вспомнить о том, кто он есть. Она выгоняет из его головы мысли об огромной белой птице, о Хирако Шинджи, о вине, о сомнениях, о проблемах. Она заставляет его почувствовать то, что ему было необходимо и она говорит ему те слова, которые ему так важно было услышать. Она помогает. Как всегда.
- Он извиняется за то, что он так слаб!
- Кучики-сан, я...
- Погоди, Иноуэ! Ичиго, говори, быстро!
Глубокий вдох. Поднять голову и посмотреть в глаза Орихиме - твердо, смело, вселяя спокойствие и решительность в ее сердце.
- Иноуэ... Я стану сильнее. И тогда я смогу защитить тебя.
Рыжеволосая девушка улыбается, и капли слез собираются в уголках ее глаз. Куросаки улыбается ей в ответ - он чувствует, как на его сердце распадается тугой узел и камень, казалось, намертво привязанный, катится вниз, крошась и рассыпаясь налету. Улыбка Иноуэ, сотканная из золотистых солнечных лучей делает его решимость еще более твердой: Ичиго выпрямляется, снова улыбается и, развернувшись, уходит. Он чувствует, как Рукия с Орихиме смотрят ему в спину и поднимает руку в немом прощании. Слышится тихий смех. Чувство вины растворяется окончательно.
По пути домой Ичиго ощущает себя абсолютно свободным. Благодаря Рукии с души ушла тяжесть, благодаря Орихиме в сердце поселилась решимость, благодаря Исиде на лице появилась улыбка. Он готов встретиться с новой опасностью лицом к лицу. Он готов побеждать.
***
- Король, - раздается над ухом трескучий клекот. Ичиго поворачивает голову - на краю высотного здания сидит огромный белый коршун, копошась клювом в жестких белых перьях.
- Король, - повторяет он, - Король, ты слишком в себе уверен.
Тихий, полубезумный смех вырывается из птичьего горла. Коршун поднимает голову и внимательными желтыми глазами смотрит на сжавшуюся фигуру ненавистного ему шинигами. На шинигами, который одновременно и все для него, и ничего. На того, кому он многим обязан, но при этом бесконечно сильно его ненавидит. Коршун щурится - его раздражает слишком яркое беспечное солнце, расползшееся по иллюзорному небосклону ненастоящего мира.
- Еще рано расслабляться. Еще рано радоваться. Ты все еще слаб, Король, и тебе все еще не победить, - с отвращением выплевывает он. Ичиго следит за тем, как необъятная птица поднимается в воздух и за пару взмахов бесконечных крыльев, оказывается рядом с ним.
- Не победить, понимаешь, Король? Ни их, ни, тем более, меня. Решимость не даст тебе силы. Не пытайся убедить себя! - коршун медленно нарезает круги в воздухе, - Не будь наивен! Не будь слишком самоуверен! - птица на секунду останавливается и, сложив крылья, бросается вниз, в стремительном пике несясь прямо на Ичиго. Последнее, что Куросаки помнит - горящие сумасшествием желтые глаза с вертикальным зрачком и изогнутый клюв, разинутый в пронзительном крике.
Когда он просыпается, часы беспечно высвечивают половину четвертого утра. Горящий зеленым неоном циферблат будто бы издевается над рыжим шинигами - все же четыре утра время ни туда, ни сюда. Со стороны шкафа раздается глухое ворчание и шорох - Ичиго поворачивается на бок, вглядываясь в деревянную дверцу.
- Рукия, ты спишь? - тихо зовет Куросаки. Неужели не его одного мучают кошмары?
- Не-а. Как-то не выходит, - через какое-то время глухо раздается из шкафа. Ичиго улыбается и переворачивается на спину, бездумным взглядом уставившись в потолок. Повисает пауза. Он вспоминает огромную белую птицу и ему кажется, что с потолка на него со злобой смотрят прищуренные желтые угольки глаз. По коже пробегают холодные мурашки и Куросаки ежится, ощущая на себе ненавидящий взгляд.
- Спать не хочется, - снова раздается со стороны шкафа. Голос Рукии выдергивает его из оцепенения и он смаргивает наваждение, внимательно прислушиваясь к ее словам. Раздается тихий щелчок - это ловкие тонкие пальцы отодвигают дверцу шкафа, - Поэтому я думаю. Вспоминаю. Ну и всякие такие вещи.
- О чем думаешь, что вспоминаешь? - безразлично отзывается Ичиго.
- Ну, знаешь, о разном, - голос Рукии становится четче и слышно, как она поудобнее устраивает голову на подушке, - И вспоминаю разное. Например, вспоминала то, как вы меня спасали... - на секунду она затихает, - Эти воспоминания очень приятные. Теплые. Я думала, что они будут тяжелыми, как камень на шее, что будут чем-то таким в груди отдаваться... Ну, знаешь, неприятным. Но такого нет. Только ровное, солнечное тепло. И ощущение такое, будто бы оно давно-давно все было.
Куросаки только неопределенно хмыкает, будто говоря: «Продолжай, мне очень интересно», хотя на самом деле он погружен в свои мысли и совершенно не слышит слов Кучики. Только улавливает какое-то настроение и обрывки фраз, позволяющих ему составить представление о том, о чем она говорит.
- И ты, и Ренджи, и Иноуэ, и Исида... Я думаю, что это очень ценно. Такой поступок. Если я когда-то и жалела об этом, то сейчас я рада тому, что вы отправились за мной. Правильно Ренджи тогда сказал про то, что своим друзьям нужно доверять и делиться с ними своими переживаниями и проблемами, - тонкая девичья рука свешивается вниз, касаясь холодного деревянного пола. Рукия зевает, - Ренджи, конечно, дурак еще тот, но иногда дельные вещи говорит.
Куросаки кивает.
- Я так рада, что у меня есть такие друзья, Ичиго, - она переворачивается на бок и, скосив глаза, наблюдает за тем, как мерно вздымается грудь рыжего шинигами, - А ты? Эй, Ичиго, я с тобой разговариваю!
Но Куросаки уже заснул. Рукия недовольно фыркает и задвигает дверцу шкафа. Свернувшись в компактный клубок, она плотно зажмуривает глаза и вскоре проваливается в тихий, спокойный сон.
***
В школе Ичиго чувствует себя плохо - уронив голову на скрещенные руки, он дремлет почти все уроки, так как выспаться у него не вышло. Да, он смог заснуть под монотонный теплый шепот Рукии о чем-то там, о чем - не помнит, однако те три часа сна вышли слишком скомканными и, наверное, лучше бы их не было вовсе. В голове кружатся обрывки каких-то фраз, какие-то слова - про друзей, про ценность, про что-то еще. Может быть, об этом говорила Рукия? А, черт его знает.
Весь день он ходит будто сам не свой - вчерашняя решимость исчезла, подкошенная широким белым крылом. Куросаки ощущает себя каким-то потерянным, как если бы он смотрел на все происходящее со стороны, совершенно не участвуя в процессе. Ему немного страшно и чуть больше отвратительно за себя самого - он мечется туда-сюда, раздираемый на части Пустым и необходимостью идти дальше. Перепады настроения, бесконечные сны, которые выматывают, слова, действия, звуки - все кажется ненужным и раздражающим. Он знает, что необходимо, чтобы порвать этот круг, чтобы перестать двигаться по кривой, но он никогда не отдастся пустой части своей души. Пусть лучше так - в борьбе, в постоянных подъемах и падениях, воодушевленный и, через секунду, подавленный. Рано или поздно это прекратиться и, по-крайней мере, его нельзя будет упрекнуть в том, что он не боролся.
- Ичиго, - Куросаки вздрагивает, выдернутый из пелены размышлений. Он и не заметил, как пролетел день, закончились уроки и как он на автопилоте отправился домой. Повернув голову, он с удивлением обнаруживает, что обладателем голоса был Чад.
- М? - отозвался рыжий шинигами. Он старался выглядеть как можно беспечнее, хоть и понимал, что Ясутора видит его насквозь.
В рваных лучах закатного солнца неуверенно таял сонный город - где-то на горизонте дотлевали случайные здания. Ичиго невольно залюбовался пейзажем, пропустив мимо ушей то, что ответил ему Садо.
- Что-что? Извини, я прослушал, - переспросил он.
- Я спросил, не беспокоит ли тебя что-нибудь, - ровно произнес Ясутора, тряхнув головой, - Ты выглядишь несколько... потерянным.
- Я? Правда что ли? - Куросаки смеется и хлопает Чада по плечу. Смех звучит как-то механически, заученно - Ичиго понимает, что друг тоже это чувствует и ему стыдно за то, что он притворяется. Однако это кажется ему необходимым, пусть и без какой-то объективной причины.
- Да, ты, - Садо еле заметно улыбается - дрожат уголки широких губ. Он делает вид, что не замечает искусственности движений Ичиго, - Если не хочешь говорить - не говори. Только знай, что если что, то я всегда подставлю тебе свое плечо. О, мой поворот. Увидимся, Ичиго. И удачи тебе.
Широкая фигура Ясуторы скрывается за поворотом, омытая солнечным светом. Куросаки идет вперед все на том же автопилоте, даже не вдумываясь в слова Чада. Они просто остаются в голове, звенят там его густым голосом, оседают на полотно памяти. Единственное, что меняется - он снова чувствует какое-то тепло, точно такое же, какое он ощущал вчера, после разговора с Иноуэ. Тепло и уверенность - снова вершина, да? Ночью, наверное, опять придется падать, но Ичиго совершенно этого не боится - борьба так борьба. Главное, чтобы ему хватило сил.
Внезапный всплеск незнакомой, жгучей реяцу прерывает поток мыслей. Рыжий шинигами порывисто оборачивается, прислушиваясь, принюхиваясь к этому ощущению. Арранкар. Без сомнений. Откуда не возьмись появляется Рукия, которая тут же выталкивает его из тела, что-то кричит, трясет за плечи. Ичиго не успевает сориентироваться. Все происходит слишком быстро.
Он чувствует, как приближается горячая реяцу, он видит ее хозяина, но ощущения дымки и того, что он наблюдает за всем со стороны появляется снова. Что это, оцепенение? Пелена спадает с глаз только тогда, когда арранкар проделывает в черноволосой шинигами дыру и, бешено усмехнувшись, поднимает безвольно обмякшее тело вверх. Это действует на Ичиго отрезвляюще, ободряюще - он чувствует злость, ярость, бешенство и бросается в атаку.
- Как мне нравится твоя ненависть, шинигами!
Арранкар заходится безумным хохотом и вместе с ним хохочет внутри огромная белая птица. Куросаки чувствует, как острый клюв вспарывает его живот и, как помогая себе крыльями, коршун пытается выбраться наружу. Куросаки знает, что Пустого нельзя выпускать и бросает все силы на то, чтобы сдержать его, пропуская один удар арранкара за другим. Он пытается защищаться, но практически ничего не выходит - слишком много сил тратиться на то, чтобы удержать внутри себя беснующегося коршуна. А противник меж тем выплевывает жуткий, нечеловеческий хохот и бьет его, высасывает последние силы, окончательно выматывает. Последнее, на что Ичиго хватает - Гетсуга Теншо, в которой он концентрирует все, что у него осталось. Однако Пустой только усмехается, демонстрируя, что удар практически никак не повлиял на него - только жжет грудь широкий красный шрам, но для арранкара это такая мелочь.
Ичиго чувствует отчаяние. Коршун шепчет что-то о помощи, и Куросаки уже практически позволяет ему завладеть собой, так как понимает, что у него нет другого выхода... Но в каракурском небе внезапно появляется еще одна фигура.
Все становиться с ног на голову. Тяжелая смуглая ладонь ложиться на плечо арранкара - в неожиданно повисшей тишине отчетливо и сухо раздается глухой голос. Рыжеволосый шинигами смаргивает, качает головой - он узнает Тоусена, одного из приспешников Айзена. В голове промелькивает мысль о нападении, но тут же тонет в насмешливом хохоте коршуна.
Между тем, бездумно синее небо рвется по швам, открывая свою черную пасть.
- Гриммджоу Джаггерджак! Запомни это имя, шинигами!
Ичиго поворачивает голову - его недавний противник выситься в глубине небесной глотки и смотрит на него своими пронзительно синими глазами. Смотрит, и сумасшедше щерится. Смотрит и забирает остатки уверенности, выжирая душу своим жадным взглядом. Весь его вид - гордо поднятая голова, руки, небрежно повисшие в карманах - будто говорит: «Тебе повезло, что ты остался в живых, малец».
Когда фигура арранкара исчезает, как и исчезает и гарганта, Куросаки чувствует себя абсолютно опустошенным. Слабым. Сломленным. Виноватым. Даже когда его предплечья касается теплая шершавая ладонь, он никак не реагирует - только продолжает отрешенно пялиться куда-то перед собой.
- Ты победил? - раздается тихий голос. Ренджи, кто же еще.
- Я проиграл, - глухо отзывается Ичиго. Собственный голос кажется ему чужим, неживым, неправильным. Создается ощущение, будто бы он слышит кого-то другого.
Повисает молчание. Куросаки продолжает бездумно смотреть вперед, на темнеющий вперед город, на дымящиеся рытвины в асфальте, на небо, которое совсем недавно было разодрано по швам, обнажая взгляду черный проход в мир Пустых. Абарай все еще сжимает его предплечье.
- Ты... - наконец прерывает молчание лейтенант, - Ты только самому себе не проиграй.
И отпускает. Говорит что-то про Рукию и, качнув головой, приглашает идти за ним. На Ичиго тихие слова Абарая действуют отрезвляюще - они возвращают его в неприглядную реальность и он, кивнув, послушно следует за Ренджи.
Кучики говорит, что Ичиго не виноват. Куросаки кивает.
Иноуэ говорит, что у Ичиго все получится. Куросаки кивает.
Абарай тоже что-то говорит и Куросаки... Правильно, снова кивает.
Он приходит домой, обессилено опускается на кровать и закрывает глаза. Где-то за открытым окном мерно покачивается опустевший город и тихо подвывают дворовые собаки. Где-то в своей квартире спит Иноуэ и Ичиго знает, что между ее тонких бровей пролегла морщинка - Орихиме волнуется за него. Где-то в своей квартире на кровати сидит Исида и недовольно качает головой - он хочет помочь, но не знает как. Где-то в своей квартире сидит на кухне Чад и вздыхает, раздумывая о причинах странного поведения друга. Где-то у Урахары стоит, прислонившись к дверному косяку, Ренджи и хмурится, мысленно прося: «Не проиграй». А здесь, совсем рядом, спит в его шкафу Кучики Рукия - Ичиго чувствует, как мерно и тихо вздымается во сне ее грудь, в которой еще несколько часов назад зияла отвратительная черная дыра.
Чувством вины проедает его насквозь, кусочек за кусочком.
***
В мире, наполненном высотными зданиями, повернутыми под самыми немыслимыми углами, идет хлесткий дождь. Огромный белый коршун гордо восседает на оконной створке - он распушил и расправил перья, наслаждаясь солоноватыми дождевыми каплями.
- Надо было меня слушать, Король - с довольным видом произносит птица, - Говорил я тебе, не будь настолько самоуверен! А ты... Эх.
Ичиго ничего не отвечает. Просто сидит, сгорбившись под дождем, который с остервенением колотит его по плечам.
- Если так пойдет и дальше, то ты не сможешь защитить своих друзей. Жалко будет, да? - коршун прищуривается, - Сегодня Рукия. А дальше... Хм, может быть Иноуэ?
Куросаки вздрагивает и поднимает голову - в потухших глазах загорается что-то неясное.
- Иноуэ? Что с ней? - в голосе рыжего мальчишки слышится беспокойство. Он поднимается и, пошатываясь, направляется к коршуну. Ноги скользят по стеклянным стенам, дождь застилает глаза, но он продолжает идти, - Ты что-то знаешь? Говори!
Птица таинственно усмехается и поднимается в воздух, широко раскинув крылья. В ярко-желтых глазах светится насмешка и злоба.
- Всему свое время, - с тихим смешком произносит коршун, отвратительно широко разевая изогнутый клюв, - Однако, ты все равно проиграешь, Куросаки. Без меня у тебя ничего не выйдет.
Он поднимается выше. Еще. Еще. Наконец, поднявшись достаточно высоко, птица останавливается и с пару секунд внимательно смотрит на сбитого с толку мальчишку. Потом кричит - оглушительно, громко, с ненавистью и этот крик смешивается с хлестким шумом дождя. Кричит - и пикирует прямо на грудь Ичиго, вцепляясь когтями в черное косоде, разрывая одежду, кожу и все, что попадется. Последнее, что Куросаки помнит - когтистая лапа, застывшая перед его лицом.
***
- Кто там?
- Это я, Куросаки-кун. Открой пожалуйста.
Слышится шелест ключей, звон дверных цепочек и скрип поворачивающейся ручки.
- Привет Иноуэ, не ожидал тебя увидеть.
- Извини за внезапный визит, я просто...
Орихиме смущенно качает головой и протягивает Ичиго пластиковую коробку, заботливо подвязанную лентой. Торт. Красивый, с кремовыми цветами, кокосовой крошкой и аккуратно разложенными по поверхности кусочками клубники.
- О, это мне? С-спасибо, не стоило...
- Тебе и сестрам. Я сначала хотела сама испечь, но... Не срослось. Я купила его в той кондитерской, в которую мы с Кучики-сан водили тебя на прошлой неделе, помнишь? Он очень вкусный!
- Охотно верю.
Ичиго внимательно смотрит на Орихиме. В лучах закатного солнца ее волосы похожи на всполохи огня, разметавшиеся по плечам. Она улыбается - чисто, открыто, радостно. Она будто говорит ему: «Ты ни в чем не виноват» и «Я верю в тебя». Она держит в руках коробку с тортом, которую так заботливо перевязала зеленой лентой. Она...
- Иноуэ, можно тебя спросить?
- Да, Куросаки-кун.
- С тобой... Ммм, ничего случалось? Или... Черт, даже не знаю, как сформулировать.
- Со мной все хорошо. А почему ты спрашиваешь, Куросаки-кун?
Рыжеволосый шинигами хмурится. Орихиме непонимающе хлопает глазами. Ичиго не может признаться ей в том, что его беспокоит вчерашний разговор со своим Пустым, не может сказать, что воспринял его слова как предупреждение. Не может. Он не хочет ее беспокоить и лишний раз волновать. Ему хочется защитить и совсем не хочется травмировать.
- Да так... Неважно. В любом случае, спасибо за торт, Иноуэ. Я думаю, что он действительно вкусный.
Ичиго протягивает руку, чтобы забрать торт и случайно касается пальцами теплой ладони Иноуэ. Девушка тут же отдергивает руку и смущенно смеется. Куросаки смеется вместе с ней, сжимая в руках коробку, и на душе становится чуточку легче. Смех Иноуэ действует успокаивающе.
- Я пойду, Куросаки-кун.
- Да, конечно. Удачного пути, Иноуэ.
- Спасибо. Ах, да...
Она оборачивается и одаривает Ичиго одной из лучших своих улыбок. В тускнеющих лучах горячего солнца Орихиме выглядит словно ярко сияющая звезда, спустившаяся, чтобы указать ему путь.
- Если вдруг что случится... Знай, что я всегда рядом. Я буду стараться быть полезной тебе, Куросаки-кун. Пожалуйста, рассчитывай на меня.
Голос Орихиме звучит теплым, мелодичным звоном в шепоте переливчатого ветра. Ичиго слушает его и слова, которые говорит девушка вживляются ему в память, проникают под кожу, отпечатываются на подкорке. Он улыбается.
- Конечно. Спасибо, Иноуэ.
Орихиме кивает. Она идет вперед, изредка оборачиваясь и улыбаясь ему - чисто, доверчиво, неся в своей улыбке самое приветливое солнце. Наблюдая за тем, как тает в закатных лучах маленькая девичья фигурка, Ичиго очень быстро принимает решение. Оно находиться само собой.
***
Хирако Шинджи с сомнением наблюдает за тем, как Кенсей пытается совладать с разбушевавшимся Куросаки. Ичиго свалился к ним как снег на голову и потребовал немедленно помочь ему победить своего Пустого. Хиори была против, Лиза не одобрила, Роуз с Айгавой сделали вид, что им все равно, но... Но его слово, как негласного лидера, весило больше, именно поэтому Куросаки сейчас был заключен в многослойный барьер, созданный Хачи и каждые десять минут вайзарды сменяли один другого в схватке с рыжеволосым демоном.
- Кенсей, выходи. Твоя очередь, Маширо.
Бойкая девушка кивает и с легкостью запрыгивает в своеобразную клетку. Начинается новый отсчет.
- Скорее, Ичиго. Время почти на исходе.
***
Безумный белый коршун стал еще больше, чем раньше - необъятный, раздраженный, опасный. Он с жадностью набрасывается на Ичиго, стремясь разодрать его на куски, стремясь поглотить его, вернее - проглотить, с ненасытностью зарываясь клювом в теплую плоть. Он бьет крыльями, он раздирает когтями, он рвет клювом.
- Пришло время меняться, Король. Пришло мое время! - с ненавистью кричит он, не прекращая нападать. Глаза горят безумным желтым огнем, в их глубине пляшет сумасшествие и желание превзойти желание завладеть, желание захватить. Безумный клекот, срывающийся из птичьего горла перекликается с шумом ветра, с глухим свистом крыльев, с тяжелым дыхание рыжеволосого шинигами. Быстрое движение - и на лице Куросаки красуется длинная, кровоточащая царапина.
Ичиго защищается как может. Он не бежит, он пытается хоть как-то соперничать с мощью огромной белой птицы, но выходит плохо, можно сказать, что и не выходит вовсе - слишком разниться их сила. Но он знает, что сдаваться нельзя, никак нельзя. Это осознанное решение. Пора встретиться со своими демонами лицом к лицу.
- Ты слишком слаб, тебе не одолеть меня в одиночку. Но никто тебе не поможет, Король, никто. Ты один. И ты проиграл! - шипит птица, беспрестанно нападая. Ичиго смаргивает. Ичиго на секунду застывает.
Ему никто не поможет. Он один.... Разве это так?
- Ты не прав, - тихо говорит Куросаки, - Не прав.
В голове сами собой всплывают картинки недавних дней. Ичиго вспоминает.
Исида. Стоит у распахнутого школьного окна - натянутый, как струна, взволнованный, но привычно собранный. «Если тебе нужна моя помощь - можешь всегда за ней обратиться».
Рукия. Лежит в шкафу, свесившись вниз и внимательно наблюдая за рыжим недошинигами. Улыбается, вспоминает и что-то тихо говорит. Ее слова глухим эхо раздаются в запомнившей их голове: «Своим друзьям нужно доверять и делиться с ними своими переживаниями и проблемами». И еще что-то про то, что Ренджи дурак, но это уже не так важно.
Чад. Идет рядом - такой большой, надежный, добрый. Идет рядом и лукаво улыбается, будто знает все наперед. «Если что, то я всегда подставлю тебе свое плечо» - говорит он тихо и сворачивает за угол.
Ренджи. Стоит за спиной и крепко держит за предплечье. Создает ощущение полноты там, где в тот момент ощущается только пустота. Уверенно произносит: «Только не проиграй сам себе» и отстраняется.
Орихиме. Тает в теплых лучах закатного солнца. Оборачивается, чтобы улыбнуться. Ее мягкий голос тихо шепчет: «Знай, что я всегда рядом», а фигура растворяется в красновато-оранжевом мареве.
Нет, он не один. У него есть друзья. Те друзья, к которым всегда можно обратиться за помощью. Те друзья, которым можно довериться и с которыми можно делиться всеми проблемами. Те друзья, что всегда подставят ему свое плечо. Те друзья, которые не позволят проиграть самому себе.
Те друзья, которые всегда рядом.
- Ты не прав, - снова повторяет Куросаки. Он спокоен. В его сердце уверенность. Больше никаких американских горок, никаких взлетов и никаких падений. Ровная, спокойная уверенность - к счастью, ему есть на кого положиться.
Ичиго делает шаг вперед, оттесняя коршуна. Он поднимает руку - черная ткань косоде струится вниз, превращаясь в широкие черные перья. Они же пластинами прорезаются сквозь кожу шеи, оплетая ее, словно воротник. Зрачок становится вертикальным, тая в глубине уверенных медовых глаз. Острый оранжевый клюв. Изогнутые пудовые когти на сильных лапах. Секунда, две и вместо худого рыжего мальчишки напротив коршуна появляется необъятный черный ястреб, который тут же пускается в атаку.
Птицы терзают друг друга, вцепляясь клювами в глотки, зарываясь когтями я в мягкие перьевые животы, стремясь вспороть. Они наотмашь бьют друг друга крыльями и в диком смешение двух пятен - черного и белого уже не понять, кто есть кто. Летят перья, пронзительно свистит ветер, костяной клюв окрашивается багряной кровью. Все смешалось в хаосе, беспорядке и безумии - сторонний наблюдатель ни за что не поймет происходящего.
Черный ястреб делает выпад вперед и попадает - крепкий оранжевый клюв уверенно вцепляется в белую глотку. Он подминает коршуна под себя, впиваясь когтями в его грудь, разрывая ее на клочки, терзая жесткие перья. Он рывком поднимает голову, раздирая чужую глотку и коршун кричит, захлебываясь собственной кровью. Точка зрачка дрожит на желтом янтаре его глаза - в предсмертной агонии он бешено бьет крыльями по земле. Ястреб рвет его горло, окрашивая белые перья рубиновой кровью, он зарывается когтями в его грудь, чтобы через секунду поднять голову и, расправив крылья во всю ширь, победоносно закричать, широко раскрыв окрашенный красным клюв. Коршун под ним делает последний рывок и опадает - растворяется под хлестким ветром белая туша. Через какое-то время от него не остается и следа - только ворох окровавленных белых перьев напоминает о минувшей схватке.
- Молодец, Ичиго, - доносится откуда-то сверху знакомый голос. Ястреб непонимающе крутит головой, пытаясь понять, кто говорит с ним. Ястреб делает шаг и падает - на все тело накатывает внезапная слабость - он чувствует, как тяжелеют веки, как его тянет в сон.
Он победил. Он понял, в чем его сила. Теперь можно смело идти вперед, ведь его спину всегда прикроют. Теперь можно смело идти вперед, ведь его всегда поддержат. Теперь ничего не страшно, верно?
Птица складывает крылья и уверенно закрывает глаза. Последнее, что ястреб помнит - горстка белых перьев, которую треплет ветер.