Here I am, a sinner. And I confess my sin.
И старые шрамы болят. Мне казалось, что не бывает такого, что зажило и черт бы с ним, ан нет - тянет, болит там, под правым боком, где когда-то, лет пять назад, резануло чьей-то бабочкой. Я и не дерусь-то уже Бог знает сколько, а руки саднят, хрустят мышцы, сводит мягкой болью старые, давно зажившие раны и я вспоминаю то давнее, полузабытое чувство упоительного восторога, наполняющее меня каждый раз, когда моя ладонь со всей силой врезается в чью-нибудь тонкую, податливую кожу. Непередаваемо.
В этом есть место улыбке. Вспомнить, закрыть глаза, промотать в голове облупившуюся пленку, но и только - пути назад нет. Я не хочу оглядываться, вспоминать, возвращаться к тому, что терзало меня так долго, пусть и сложно делать что-то с колоссальным количеством агрессии, которая копится и копится во мне, будто бы вода, наполняющая бездонный сосуд. С такими вещами надо справляться, их надо пресекать и если раньше для меня, очевидно, это не было возможным, то сейчас я вижу то, как меняюсь и мне радостно это наблюдать.
Это тяжело, но я справляюсь. Есть такие вещи, которые надо в себе перебороть.
В этом есть место улыбке. Вспомнить, закрыть глаза, промотать в голове облупившуюся пленку, но и только - пути назад нет. Я не хочу оглядываться, вспоминать, возвращаться к тому, что терзало меня так долго, пусть и сложно делать что-то с колоссальным количеством агрессии, которая копится и копится во мне, будто бы вода, наполняющая бездонный сосуд. С такими вещами надо справляться, их надо пресекать и если раньше для меня, очевидно, это не было возможным, то сейчас я вижу то, как меняюсь и мне радостно это наблюдать.
Это тяжело, но я справляюсь. Есть такие вещи, которые надо в себе перебороть.
