Here I am, a sinner. And I confess my sin.
Сегодня у нас на литературе был Маяковский. Наконец-то.
Я читал очень много стихов, всяких, разных, я выплевывал граненные строчки, выхаркивал слова, пел, сбивался на шепот, терзал собственное горло, я каждым звуком, каждым вздохом перед новой партией слов утверждал свое и Его существование. Я вливал этот раскаленный металл стихов в их уши, я смотрел в их, сбитые с толку, глаза читая в них ужас, восхищение, неприязнь. Я раскраивал их рты то хохотом, то приглушенным шепотом, я разрывал их губы и вызывал эмоции, Я был на сцене, Я, сам, как поэт, как душа поэта в худом, молодом теле. Моим, неожиданно громким голосом, полным стали и тихой нежности я разбивал о быт любовные лодки, приветствовал Ленина, который свесившись из проема стены шепеляво спрашивал, скоро ли революция, провожал в путь моряков, точеным каблуком четко отстукивавших левый марш и пел улицам, которые поспешно натягивали эти самые синие тоги. Меня слушали, мне внимали, следили за моим ртом, царапавшим крупные зубы, смотрели на мои пальцы, которые чертили в воздухе облака и флейты, были рядом и бесконечно близко. А когда неожиданно рявкнула трель звонка, вторя моему громкому, уже нечеловеческому хохоту они все встали и молча, тихо и аккуратно захлопали. Я поклонился, в тот момент во мне что-то снова ожило, шаркнул ногой и, не сказав ни слова, вышел из кабинета.
Револьционный держите шаг. Левой, левой, левой!