[Luna and Nova]

Боль рано или поздно кончается, потому что, ребята, все кончается. И боль кончается. Может и вместе с нами кончится — это уж как повезет.

Я сегодня трезвый, улыбчивый, с подстреленной лапой и буду рассказывать о том, как жизнь возила меня носом по грязи. Это не сантименты, не сопли и не жалобы, а просто рассказ о том как иногда бывает и случается. Мне кажется, что если меня сейчас не стошнит сюда этой памятью и этими мыслями моя голова лопнет.

Я редко плачу. По большей части из-за пустяков. Сегодня я плакал и, если честно, даже не знаю, почему. Просто смотрел в потолок, а слезы сами собирались в уголках глаз и я пытался найти им причину. Не нашел, поэтому это пустяк. Я плачу несерьезно, из-за глупости и несущественности и не ищу себе оправдания. Плачу и плачу. Подумаешь, всякое же бывает.

Когда погиб мой брат я впервые на собственной памяти плакал серьезно. Не сразу. Мне потребовалось время, чтобы осознать и пару бутылок пива, чтобы набраться храбрости. Я сидел на корточках около лавочки в парке и глотал слезы - огромные, соленые и неприятные. Помню, что было холодно и я даже не курил, потому что боялся доставать руки из карманов и просто мычал, изредка пищал и глотал, глотал горькую воду. Взгляд еле фокусировался.

Старшему, думаю, было тяжелее, ведь они были лучшими друзьями. Пьяный материнский голос на том конце трубки говорил мне расслабиться. Мне казалось, что мы со старшим теперь одни в этом мире и так по сути оно и было. Я вспоминаю мертвый взгляд и снова хочу зареветь, но слез просто нет. Я смотрю на себя в зеркало и вижу полупрозрачного призрака, с неестественно синими глазами и ярко-красной кожей вокруг них. Так несколько дней. Мы со старшим пьем по вечерам и ночью от чистейшего отчаяния, потому что теперь нас двое и больше никого, а утром я встаю, иду на занятия и улыбаюсь всем, кто хочет мне посочувствовать. Так широко, что уголки губ трещат. Я думаю, что хочу придушить их всех, разорвать, разгрызть, но я только улыбаюсь и участливо качаю головой. "Да, спасибо. Мы его очень любили" говорю, а они безразлично касаются моего плеча.

Они говорили, что я бесчувственный монстр, который ничерта не жалеет. Но мне так больно, что нет сил реветь. Внутри у меня истерия, бомба, осколки мины, бушующий океан и огни Ада, но снаружи я это я и мне все равно.

Во время похорон я чувствую только ненависть. Мы со старшим крепко держимся за руки и я знаю, что ему так же. Все вокруг черно-белое кроме голубых кладбищенских огородок, которые просто жгут взгляд своим цветом. Мне кажется, что сейчас из моих глаз польется кровь, а не вода, но нет вообще ничего.

На поминках все жрут и смеются, а я участливо улыбаюсь и держу себя от того, чтобы не убить их всех. Вечером мы снова напиваемся.

Вечер за вечером мы напиваемся и да, мне становится легче. Я думаю, что мне хорошо. Старший говорит, что надо расслабиться и отпустить. Мы смеемся. Вспоминаем хорошее. Мои глаза полностью высохли. Я больше не улыбаюсь по утрам и не глотаю обиду ночами. У меня на лице ничего кроме безразличия.

Я иду и дерусь. Выпускаю зверя, причиняю боль и мне становится лучше. В драке мне повреждают руку и разбивают нос. Мы встречаемся со старшим, а у него рассечена бровь и кровоточит губа. Мы смеемся, он открывает бутылку водки и берет с полки бутылек зеленки.

Зеленые пятна долго не сходят с его лица и я дразню его. У меня болит рука и я вижу в этом какое-то счастье. Брат перестает мне снится. Старшему тоже. Мы пьем и засыпаем, а с утра только безразличие и белое все.

Время идет, мы начинаем оживать, появляются краски и эмоции. Сейчас я вспоминаю об этом почти без боли и плачу только из-за пустяков. Но в моей груди навсегда засел ржавый гвоздь. Там таких много и рассказывать о каждом утомительно и слишком... не по-моему.

От брата у меня осталось несколько записок и некоторые вещи. Каждые два месяца мы бываем на его могиле, пьем там пиво и рассказываем о том, что у нас произошло. Иногда я слышу, как он смеется.Иногда мне кажется, что все прошло.

А потом я просыпаюсь с утра и все начинается заново. Такая вот история.

Мне было 13 лет и из моей жизни ушел один из двух людей, которые были для меня всем. Мы со старшим остались вдвоем. И до этого, и после этого, меня частенько подкашивало, выбивало и ломало, но мертвый взгляд брата, которого я так безумно любил я не забуду никогда. Пустые глаза шестнадцатилетнего мальчишки.

Лучше бы у меня и вовсе никогда и никого не было.