Here I am, a sinner. And I confess my sin.
Рано утром фонари больше похожи на апельсины - на большие такие светящиеся апельсины. Идешь, смотришь на них и тут вдруг щелк! Выключаются. Потому что где-то там, со стороны левой руки уже занимается рассвет. Не, то, чтобы мне не нравилось рано вставать, но что-то в этом есть такое гадкое, что портит все удовольствие от утренних занятий спортом.
Хотя, наверное это сам город. Мне в нем все еще слегка неуютно. Убежала год назад, а теперь временно вернулась и воспоминания навалились тяжелым комом прямо на плечи. Я вот плакалась, жаловалась на то, какое у меня дерьмо в жизни сейчас происходит, а тут приехала, вспомнила, как было раньше и поняла - ничерта это не дерьмо. Радуга сплошная. Вот тогда реально было плохо. Размякла я в общем. Нежная стала. Наверное это у меня не панцирь стальной был, а обертка из фольги, которая от хорошей жизни вся слезла с кожи. Вот я помню, что раньше мне и жрать было нечего, что я из магазинов поэтому воровала, что били и сама дралась. Как-то вполне терпимо. А сейчас я могу позволить купить себе ростки спаржи для салата, а синяки у меня разве что от дверных косяков и плавательных очков. Кулак я в последний раз поднимала на Женю и то была в не самом адекватном состоянии. О своем голодном беспризорном детстве я вспоминаю только когда я здесь, потому что о нем мне здесь напоминает все. Поэтому, наверное, и настолько хотела убежать. Убежала. Добегалась.
Теперь, чего уж теперь, сцепить зубы и терпеть. Не удары, от которых сворачивается нос (сколько раз? четыре, пять?), а те жизненные тычки в самое мое вечно мягкое и беззащитное - в нутро. Но в конце-то концов, не может же этот опыт быть настолько бесполезным, верно?
Хотя, наверное это сам город. Мне в нем все еще слегка неуютно. Убежала год назад, а теперь временно вернулась и воспоминания навалились тяжелым комом прямо на плечи. Я вот плакалась, жаловалась на то, какое у меня дерьмо в жизни сейчас происходит, а тут приехала, вспомнила, как было раньше и поняла - ничерта это не дерьмо. Радуга сплошная. Вот тогда реально было плохо. Размякла я в общем. Нежная стала. Наверное это у меня не панцирь стальной был, а обертка из фольги, которая от хорошей жизни вся слезла с кожи. Вот я помню, что раньше мне и жрать было нечего, что я из магазинов поэтому воровала, что били и сама дралась. Как-то вполне терпимо. А сейчас я могу позволить купить себе ростки спаржи для салата, а синяки у меня разве что от дверных косяков и плавательных очков. Кулак я в последний раз поднимала на Женю и то была в не самом адекватном состоянии. О своем голодном беспризорном детстве я вспоминаю только когда я здесь, потому что о нем мне здесь напоминает все. Поэтому, наверное, и настолько хотела убежать. Убежала. Добегалась.
Теперь, чего уж теперь, сцепить зубы и терпеть. Не удары, от которых сворачивается нос (сколько раз? четыре, пять?), а те жизненные тычки в самое мое вечно мягкое и беззащитное - в нутро. Но в конце-то концов, не может же этот опыт быть настолько бесполезным, верно?